Дмитрий Сафонов - Энские истории

В полумраке комнаты возникла женская фигура в белом. Рассмотреть ее подробно я не смог: во-первых — она стояла ко мне спиной, а во-вторых — мешал тюль занавески.

Женщина погасила торшер, и я вообще перестал что-либо различать. Бледным пятном промелькнуло платье: сначала взметнулось вверх, над головой, затем — упало вниз, под ноги. Женщина разделась. Бодро загудели пружины дивана.

Отчетливо послышался мужской голос. Точнее, не голос, а смех. Этакий уверенный в себе баритон с утробными переливами.

Теперь я понял все! Я стал жертвой глупого и жестокого розыгрыша! Несомненно, они знакомы — Вика и этот импресарио. И сейчас они смеются надо мной, над тем, как ловко им удалось меня одурачить, воспользовавшись моей слабостью и честолюбием. Вот только зачем им это понадобилось — никак не могу понять! Ну ничего! Сейчас я все узнаю! Мы еще посмотрим, кто будет смеяться последним!

Я медленно согнул ноги и вернулся назад, к стволу. На глаз прикинул расстояние до окна и залез чуть повыше — еще метра на полтора. Крепко обхватил руками сучья и начал раскачиваться вместе с деревом. Наконец, когда концы веток стали уже стучать в стекло, я оттолкнулся что было сил и прыгнул.

Расчет оказался точным: мне удалось зацепиться за подоконник. Еще пара мгновений — и я очутился в комнате, как вдруг… перед самым своим носом увидел пистолет! Раздался громкий женский крик, который тут же сорвался на визг и, едва я успел броситься на пол, как прогремел выстрел; мне даже показалось, что пуля взъерошила волосы.

Потом я услышал тяжелый топот нескольких пар ног (судя по звуку — явно мужских), несколько пар сильных рук уперлись в мои плечи, не давая встать, и в голове оглушительным раскатом разлился какой-то необычайно болезненный звон. Потом еще и еще раз. В ту секунду, когда он переполнил черепную коробку и, выплеснувшись наружу, материализовался в виде теплой и липкой жидкости с неприятным металлическим вкусом, я потерял сознание.

Далее из моего повествования выпадает целый кусок — по вполне понятным и извинительным причинам. Я попытаюсь воссоздать последовавшие события со слов очевидцев, в чьей правдивости сомневаться не приходится. Истинность этих рассказов подтверждается тем удивительным фактом, что они почти не противоречат друг другу. Но если вы мне все же не поверите — с меня и взятки гладки. Я здесь ни при чем.

Итак, продолжаю…

В цирке были обеспокоены моим долгим отсутствием. Меня искали повсюду — ребята хотели поздравить. Еще бы! Наличие в программе ТАКОГО рекордного трюка резко повышало статус всей труппы. Васильич даже надеялся, что от этого увеличатся сборы. Он вытащил из директорского сейфа отложенные на случай непредвиденных расходов деньги (в основном — грязные измятые десятки) и послал Женьку, моего ловетора, за шампанским. Где поздно вечером в провинциальном городке можно купить шампанское? Естественно, на привокзальной площади. Женька вскочил в седло велосипеда и помчался по направлению к станции. (Велосипед этот в сломанном виде достался нам от семьи эквилибристов, выступавших с цирком несколько сезонов назад. Всего за полтора года Козупей умудрился его починить, и теперь двухколесное средство передвижения находилось в общественном пользовании.)

Сержик, правда, предлагал купить "водочки хотя бы пару бутылочек", но Васильич посмотрел на него строгим взглядом: "только по бокалу шампанского!", и коверный замолчал. Козупею было все равно — он вообще не пил. "Племянница" крикнула вдогонку: "Бери полусладкого!" и облизнула усики.

И в этот момент появился ОН.

Васильич хорошо его разглядел, поэтому представляю подробное описание. Роста он был выше среднего; худой, немного сутулый; носки при ходьбе разворачивал кнаружи.

Лицо — скорее загорелое, нежели смуглое; кожа матовая, не совсем безупречная; щербинки и оспинки заботливо припудрены. Черные волосы густо набриолинены и зачесаны назад. Несмотря на поздний час, незнакомец был гладко выбрит; выступающий, но слегка скошенный подбородок отливал синевой.

Нежданный визитер был одет в самый настоящий смокинг, весьма ладно облегавший его не слишком идеальную фигуру. Пластрон ослеплял совершенной белизной, и бабочка тоже была самой настоящей, а никакой не бутафорской обманкой на постыдной резинке; из хорошего шелка, темно-лиловая в мелкий белый горошек. Уголок платка из этой же ткани неброско выглядывал из нагрудного кармана.