Дмитрий Сафонов - Энские истории

Сундук, надежно связанный, лежал на полу и хрипел. Он уже очнулся. Веревка все сильнее врезалась ему в горло, поэтому он старался не двигаться и даже дышал неглубоко. Лицо его посинело и распухло, а на шее виднелась широкая красная борозда.

Мальчик по-прежнему мирно посапывал на обшарпанном диване.

— Ну вот, видите, — я торжествующе повел рукой. — Я вас не обманывал. Это все он, гад, — и ткнул пальцем в Сундука.

Молодая красавица судорожно вздохнула и, пошатнувшись, привалилась к стене. Обеими руками она ухватила себя за виски и закатила глаза.

"Только этого мне сейчас не хватало: чтобы она грохнулась здесь в обморок!" — недовольно подумал я; подошел к ней, взял крепко за локоть и спросил:

— Вам плохо?

Наверное, она почувствовала в моем голосе некоторую строгость; в ту же минуту она взяла себя в руки и через силу попыталась улыбнуться:

— Нет, все в порядке… А что мальчик? Он спит?

— Спит… И видит сны, — отвечал я. — Надеюсь, это хорошие сны. А когда он проснется, все уже закончится.

— Да… — она машинально кивнула. — Закончится, — и продолжала, не двигаясь, стоять у стены.

— Послушайте, — я немного встряхнул ее, чтобы привести в чувство. — Давайте действовать маленько побыстрее: мне кажется, здесь не самое лучшее место для того, чтобы предаваться раздумьям и мечтаниям.

— Хорошо, — сказала она. — Заберите мальчика и уедем отсюда.

— Это само собой разумеется, — заверил я ее. — А с ним что будем делать? — и показал на Сундука.

Он лежал и прислушивался к нашему разговору. Думаю, он все слышал, но сказать ничего не мог — мешала петля.

— С ним? — повторила она. — Оставим здесь. Я приеду домой, расскажу обо всем мужу, и он сам решит, что с ним делать. А вы что предлагаете?

— Да нет. Ничего. Меня этот вариант вполне устраивает, — поспешил согласиться я. — Лишь бы он больше меня не донимал. Ну, теперь-то вы верите, что я говорил правду?

— Да… — она затрясла головой. — Да, конечно. Берите мальчика и поскорее уедем отсюда.

Я понимающе усмехнулся (Боже, как я глупо тогда выглядел!) и направился в соседнюю комнату, чтобы взять ребенка, но она меня остановила.

— Нет, не оставляйте меня здесь одну! — с жаром сказала она и сжала мою руку изо всех сил. — Я боюсь оставаться с ним наедине. А вдруг он развяжется?

Если бы вы видели ее тогда! Восхитительные густые волосы, выгорев на солнце, пахли совершенно замечательно — неповторимой свежестью и теплом; так пахнут морские водоросли, выброшенные на берег пенным прибоем. Влажные карие глаза смотрели с мольбой; сверкающая слезинка катилась по румяной щеке, растрачиваясь на блистающую дорожку — так капля воска скользит по свече, освещенной изнутри собственным дрожащим пламенем. Сухие горячие пальцы нервно сплетались на моем запястье волнующим кружевом. Конечно же, я не удержался и заглянул в вырез ее платья (можно подумать, вы на моем месте поступили бы иначе); белая упругая грудь, как это принято писать в романах, вздымалась; на крупных коричневых сосках отчетливо был виден каждый рубчик.

Пытаясь успокоить, я прижал ее к своей груди и воровато поцеловал в макушку; и голова моя закружилась от чарующего запаха роскошных волос.

— Не бойтесь! Он не развяжется, — выдавил я из себя, весь залившись горячей краской.

Видимо, это обстоятельство лишило мои слова должной убедительности; она еще больше задрожала и, уткнувшись мокрым лицом в мои ладони, прошептала:

— Рядом с вами я не боюсь ничего… А без вас мне страшно! — я совсем размяк и потек, будто масло на сковородке. — Дайте мне хотя бы пистолет, чтобы я смогла защититься!

Конечно же, я лишился рассудка. Это очень даже просто, когда имеешь дело с ТАКОЙ женщиной. Я отдал ей пистолет. Снял с предохранителя, передернул затвор, дослал патрон в патронник и взвел курок. В общем, я не сделал только две вещи: не приставил ствол к своей голове и не нажал на спуск. Хотя мог бы, попроси она меня об этом.

Я отдал ей пистолет. Вошел в соседнюю комнату, бережно взял на руки ее сына и стал осторожно спускаться по лестнице.

Вышел на улицу, открыл машину и положил мальчика на заднее сиденье. Затем тихонько, чтобы не разбудить его, притворил дверцу джипа и вернулся к подъезду.

Вошел в подъезд. Гулко хлопнула дверь. Я нащупал гладкие холодные перила и стал подниматься. Когда поднялся до середины пролета, на лестничной площадке вдруг раздались быстрые шаркающие шаги, и буквально в паре метров выросла чья-то бледная тень. Это была она. Она держала в руке небольшой черный пистолет и целилась мне в грудь.