Дмитрий Сафонов - Ласковый убийца

Алексей Борисович тяжело вздохнул. Желая как-нибудь отвлечься от грустных мыслей, он включил телевизор и смотрел всякую ерунду, пока сон не сморил его.

Утро вечера мудренее. На следующий день Алексей Борисович проснулся совершенно другим человеком. Он решил все обращать себе на пользу: пусть его обманули, пусть подставили, как пацана, зато какой прекрасный сюжет для нового романа!

В то утро Болтушко почувствовал азарт, дрожь в поджилках, холодную испарину на лбу, и — необыкновенный прилив вдохновения.

Пора открыть небольшую тайну. Дело было в том, что повадился Алексей Борисович писать детективы. А что такого? Их сейчас только ленивый не пишет. Когда Болтушко поперли из авангарда «желтой журналистики» и перебросили на «Криминальную хронику недели», он, конечно же, очень переживал. Да что там переживал? Места себе не находил! Злобой пылал! Думал — подождите, вот я вам покажу! Спохватитесь, да поздно будет!

Идея писать детективы пришла неожиданно. Точнее, желание стать знаменитым — и побыстрее — как-то само собой отлилось вдруг в такую странную форму. Материала под рукой было полно — криминальная хроника недели, как-никак, находилась в его распоряжении. Ну, и написал он первый роман — "Смерть приходит незаметно". Пришел в издательство, предложил. Через месяц унылый редактор, похожий на изможденного моржа, сообщил, что роман они напечатают, денег много не заплатят, потому что автор он новый, широкому (да и узкому тоже — никакому!) читателю не известный, но все это при одном условии — нужен красивый псевдоним, потому что под фамилией Болтушко печататься категорически противопоказано.

Алексей Борисович подбирал псевдоним целых четыре дня. Наконец остановился на следующем варианте — "постоянно горящий", что в переводе на язык имен и символов должно было звучать так: Константин (то есть "постоянный") Алов. Кроме того, содержался здесь намек, понятный только истинным ценителям и знатокам литературы: ведь Алов — это первый псевдоним Гоголя, и таким образом Алексей Борисович хотел подчеркнуть свою связь с великим наследием российской словесности.

Редактор одобрил. Книга вышла: для начала — не очень большим тиражом.

В газете Алексей Борисович никому ничего не говорил о своих литературных опытах: хотел преподнести сюрприз.

И хорошо, что не говорил.

Когда он приехал за авторскими экземплярами романа, редактор встретил его далеко не радушно, руки не подал, а сухим, тусклым голосом сказал, что книга иметь успеха не будет. Точнее, будет, но вряд ли тот, на который рассчитывал автор. И уж совсем не такой, какого ожидало издательство.

Похолодевший Болтушко спросил, в чем дело. Редактор взял из стопки авторских экземпляров одну книжку и повернул ее корешком. На корешке крупными буквами значилось: "К.Алов. Смерть приходит незаметно.".

"Какой-то очень уж медицинский псевдоним у Вас получился. Вы не находите?" — язвительно спросил редактор.

Несчастный Болтушко залился краской — так, что задымилась на нем одежда и разом вспотели ноги — и молча развел руками.

Последовать примеру того же Гоголя и скупить в магазинах весь тираж Алексей Борисович не мог — пятнадцать тысяч все-таки, откуда у него такие деньги? Поэтому он молил Провидение только об одном — чтобы его дебют прошел незамеченным.

Редактор вскоре остыл — как только сам получил нагоняй от начальства и убедился, что никаких экономических санкций за этим не последует — и сказал Алексею Борисовичу, чтобы писал следующую книжку, которая будет опубликована (если окажется не хуже первой) под невразумительным, зато нейтральным именем Алексей Угаров.

Болтушко написал вторую. Заплатили опять мало, поскольку Угарова широкий читатель тоже пока не знал. Но в следующий раз заплатить обещали гораздо — гораздо, понимаете ли? — больше, и он взялся за третью. После третьей — как-то очень быстро — появились четвертая и пятая.

После пятой у него случился творческий застой. Как любой служитель искусства, Болтушко оказался склонен к депрессии.

Но редактор был человеком сердобольным: вошел в его положение и предложил непыльную работку — читать рукописи молодых авторов, коих поступало отовсюду огромное количество: в день по три-четыре штуки.

Всю эту макулатуру надо было перечитать и потом написать короткую рецензию: стоящая книжка или нет. Платили сдельно, за объем прочитанного, и к тому же, для такой работы вдохновения не требовалось: знай себе читай, ведь пишут-то об одном и том же.