— Да! — восхищенно подтвердил Валерий. — Хотя мне твое имя больше нравится.
— Нельзя давать героям свои имена. А мне своим именем — даже подписываться нельзя, — покачала головой Нина. — Я должна писать под псевдонимом. Никто не должен знать мое настоящее имя. Я же — оперативный работник.
— А может, — предложил Валерий, — пойдешь на пенсию? То есть, я хотел сказать — выйдешь в отставку?
— Я еще не решила, — сказала Нина. — Надо сначала попробовать. Написать несколько книжек — немного, штук двадцать — а там видно будет.
— У меня тоже есть мечта, — вздохнул Валерий. — Но я пока тебе не скажу. Потом, ладно? А сейчас надо ехать к Тотошину, доложить ему обо всем. Какой, говоришь, номер получается, если расположить цифры по порядку?
— Четыре-один-два-один-девять-шесть-восемь-один-один-ноль-три-один-девять-семь-пять, — четко ответила Нина.
— Хорошее число, — задумчиво произнес Топорков. — Надо обязательно запомнить — оно для нас счастливое.
* * *
Тотошин принял их в своем кабинете. Он крепко пожал им руки, вручил почетные грамоты и ценные подарки: Топоркову — акваланг, замаскированный под саксофон, а Нине — мельхиоровый столовый сервиз на сто сорок четыре персоны с символикой органов внутренних дел.
— Но самое главное, — сказал он, — впереди. Есть решение представить вас к высокой правительственной награде: к Звезде Новорусского Героя. Но, поскольку вся операция проходила в обстановке строжайшей секретности, то и вручение наград пройдет тайно. Сегодня в два часа ночи, в подвале Большого Кремлевского Дворца премьер-министр Краснопердин лично вручит вам ордена. Попрошу не опаздывать и не забыть надеть черные маски с прорезями для глаз и рта.
— Ой, что же делать? А у меня нет такой маски, — воскликнула Нина.
Тотошин посмотрел на нее строго:
— Ничего, в крайнем случае — черный чулок сгодится. Только желательно новый, неношеный — все-таки к премьеру идете.
* * *
Эту ночь Топорков запомнил на всю жизнь. Премьер-министр приколол ему на лацкан Звезду Новорусского Героя.
— Служу Отечеству! — соблюдая конспирацию, прошептал Топорков.
— Лучше говорить — России, — поправил Краснопердин.
— Да! И всей России — тоже, — добавил Топорков.
— Не надо всей, — снова поправил премьер-министр. — Просто России. Этого достаточно.
— Служу так, как вы хотите, — выкрутился Топорков. Он помолчал и вдруг решился. — Товарищ Краснопердин! Разрешите обратиться с просьбой?
— Слушаю вас, — сказал премьер-министр.
— Нельзя ли из этих денег, — смущаясь и краснея, проговорил Топорков, — послать немного детскому дому, где я воспитывался? Вы знаете, не дает мне покоя одно воспоминание: в шестом классе я выбил мячом стекло в кабинете директора. Выбил — и не признался. До сих пор — ужасно стыдно.
— Понимаю вас, — покачал головой Краснопердин. — Меня тоже совесть частенько мучает. Я с вами вполне согласен: помогать надо. Только почему немного? Мы много туда пошлем. Очень много. Правда, за те годы, что вы там не были, произошли некоторые изменения: детский дом перепрофилирован в санаторий-профилакторий Управделами Администрации Президента России — тихое место, свежий воздух… Но, я думаю, это недостаточно веская причина для того, чтобы отказать вам в вашей просьбе.
— Спасибо, — тихо сказал Топорков, и из глаз его потекли слезы. — Спасибо вам большое. Теперь я понимаю, что прожил жизнь не зря…
* * *
На следующее утро Нина все же дозвонилась Японскому.
— Сашка, ты жив? — радостно закричала она.
— А-а-а, еле живой, — простонал Японский. — Надо было вовремя вчера остановиться.
— Где ты был целый день? — воскликнула Нина. — Я тебя обыскалась.
— Да, — проворчал Японский, — ездил к отцу, отвозил ему "утку".
— С яблоками? — спросила Нина.
— Зачем с яблоками? — не понял Японский. — Пустую.
— А я обычно в утку яблоки кладу. Для запаха, — поделилась Нина.
— Да он сам туда наложит — мало не покажется, — пожаловался Японский. — А запах стоит такой — на улице слышно.
— Ну ладно. Я очень рада, что все хорошо, — подвела итог Нина.
— Это, может, тебе хорошо, — желчно возразил Японский. — А мне вот — не очень.
— Я в том смысле: все хорошо, что хорошо кончается, — попробовала объяснить Нина.
— Это как сказать, — принялся рассуждать Японский. — Когда я пью, мне всегда хорошо, но заканчивается это почему-то всегда очень плохо. Диалектика!
* * *
А жизнь шла своим чередом. Страна уверенно катилась в завтрашний день, и первым этот день встречал верный сын Отечества Валерий Топорков. По прозвищу Стреляный.
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу