Дмитрий Сафонов - Ласковый убийца

Я стал размышлять: как он мог украсть мою книгу? Два месяца в издательстве А и два месяца в издательстве Б — итого четыре. Допустим, три месяца требуется на то, чтобы подготовить книгу к печати — и то, если она вписывается в издательский план. При большом желании — можно уложиться в полтора. Еще как минимум месяц — на переработку текста. Отсюда следует однозначный вывод — единственный человек, который мог быть этим отважным плагиатором, не кто иной, как Болтушко. К ногтю его, гада!

И начались сладкие дни. С утра я приходил к издательству и занимал свой наблюдательный пункт во дворе дома напротив. Я сидел на лавочке, прикрывшись газетой, и внимательно следил за всеми, кто входил и выходил из дверей. Фантазия рисовала страшные картины заслуженного возмездия; я упивался воображаемыми страданиями моего обидчика. И вот однажды, спустя примерно две недели, мне повезло: я увидел Угарова. Он шел с тяжелой сумкой через плечо. На сумке крупными белыми буквами было написано "Спорт". Через полчаса он вышел из редакции и направился к автобусной остановке.

Я следил за ним! Мне везло, как никогда. Уже потом я узнал, что у него есть машина: если бы она в тот день не была сломана, все мои старания пошли бы прахом. Но я же говорю, мне везло! Я проводил его до самого дома. Спрятался за углом, пока он открывал дверь подъезда. И тут в мою голову пришла простая и верная мысль. Я крикнул что было силы: "Болтушко — вор!" Он вздрогнул, словно его ударили, быстро обернулся: но никого рядом не было. Тогда он шмыгнул в свой подъезд — и был таков! Только его и видели! Но я уже знал главное: Болтушко и Угаров — один и тот же человек.

Теперь я следил за его подъездом. Я замышлял его убить. Я всерьез обдумывал план убийства.

Но однажды я увидел, как он выходит из дома с женщиной: маленькой, худенькой, с острым носом и живыми карими глазами. Она была… прекрасной? Вряд ли. Красивой? Нет. Пленительной? Нет, нет и нет. Все не то. Хотя, и это, конечно, тоже, но меня поразило другое. Она была — МОЯ. Я ее чувствовал, как скрипач чувствует свою руку. Я забыл про Болтушко и пошел за ней. Я считал ее шаги: вот мы прошли вместе сто шагов, теперь двести, спустились в метро… Пользуясь утренней сутолокой, я дважды коснулся краешка ее куртки и ощутил запах ее волос. Все вдруг переменилось, стало интересным и значительным. Оказалось, что она работает на телевидении — я шел за ней от самой станции ВДНХ.

Вечером я пустился на хитрость — поджидал ее около дома. Мы вместе вошли в подъезд, сели в лифт. Я спросил: "Вам какой?" Она ответила: "Шестой." Я нажал кнопку шестого этажа, словно мне надо было ехать выше.

Она вышла из лифта и повернула налево. Я потом проверил: в том крыле всего одна квартира.

Это подтвердилось на следующий день: я снова дождался, когда она вернется с работы и вошел в подъезд вместе с ней. Мы сдержанно кивнули друг другу: поздоровались. Она подошла к почтовому ящику и достала оттуда газету. Я обратил внимание на номер квартиры: все правильно.

Теперь мне стал понятен смысл появления Болтушко в моей жизни. Он был нужен для того, чтобы привести меня к этой женщине. Еще он был ее мужем, но это уже не имело никакого значения. Я знал, что она все равно будет моей.

Однажды я услышал, как соседка, здороваясь, назвала ее Надей. Прекрасное имя! Единственное имя моей единственной любви.

Мне недоставало только одного: я не был победителем. Но я не мог придти к ней побежденным. И тогда я засел за новый роман. Тот, который вы сейчас читаете. Судите его самым строгим образом, ибо я стремился к совершенству. А иначе и быть не могло, ведь все это — ради нее. И для нее.

«КРОВАВОЕ ЗОЛОТО». НАПЕЧАТАНО НА МАШИНКЕ. ОКОНЧАНИЕ.

— В слове "шпага", — сказала Нина, — три согласных буквы: "ш", "п" и "г". А фамилии Штопоров, Попов и Гаврилов как раз начинаются с этих букв.

— Точно! — воскликнул Валерий. — Все гениальное — просто.

— Не имей такой привычки говорить пословицами и поговорками. Это очень глупо, — строго сказала ему Нина. — Смотри сам. Что ты сейчас сказал? "Все гениальное — просто", да? А еще есть пословица: "Простота — хуже воровства." Получается, что гениальность — хуже воровства.

— Ишь ты! — изумился Валерий. — А ведь действительно, так получается. Ерунда какая-то. Ну ты молодец!

— Да, — Нина скромно опустила глаза. — Я вообще очень трепетно отношусь к Слову. Меня давно привлекают проблемы этимологии, фразеологии, филологии и семантики. Хочешь, я открою тебе свою мечту? Я хочу стать писательницей. Писать детективы. И чтобы главным действующим лицом в них была женщина. Я ей даже имя придумала: Александра Тамарина. Правда, красиво?