Александр Курмузаков - Тень ивы

– Возможно.

– Ее вызывай срочно.

– Обязательно.

– А другие мотивы давай прикинем. Что за птица убитый?

– Жил скромно. Пенсию получал минимальную, по инвалидности. Ценностей никаких у него не обнаружено. Нашли, правда, какие-то тетради с цифрами, они у наших экспертов. Но там – как в школе: сложение, вычитание. Конкретики не хватает. Даже если это какие-то бухгалтерские записи – времени на расшифровку надо много.

– Ты мне про время не говори. Ты мне про время не говори, потому что надо срочно это дело закрыть. У нас, понимаешь, очень много другой работы навалилось.

Петров встал, прошел вдоль приставного стола, за которым сидел Игорь, и подсел на соседний с ним стул.

– А наркотиками он, случаем, не приторговывал, этот убитый? Ну, или потреблял? А этот, архитектор, приторговывал, а? – спросил Петров, пытливо взглянув в лицо Гарпунову.

– Судя по всему, нет, – быстро ответил Игорь, зная заранее, что преступления вокруг торговли наркотиками – давняя любимая тема Петрова, которая сейчас отошла к другому ведомству.

Хотя, конечно, «кокс» вполне вписывался в образ жизни подозреваемого, как себе его представлял Игорь: на этом самом видео, где Жнец развлекался в круглом домашнем бассейне со смуглой гибкой девчонкой, они не разлеплялись так долго, что Игорь подумал: нюхнули оба. У начальника управления, показалось, болело другое: как выяснилось, с убийством пенсионера ему хотелось побыстрее развязаться.

– У нас люди пачками пропадают последние год-полтора. И следов, интересно, нет. Причем, понимаешь, народец такой все больше из наркозависимых, за которыми наши герои из других контор присматривают. Ну и, конечно, наверх докладывают: не работают здесь с этими преступлениями оперативники, полиция, вроде того что, в стороне. В стороне! Мне плешь проело руководство: давай разберись хотя бы по одному факту исчезновения.

– Но я слышал, каких-то людей находят. Те, кто находятся, они что-то говорят: в плену их держали – может, с целью выкупа за долги.

Петров скрестил на груди руки, поднял лицо к потолку.

– Наших это не интересует, понимаешь! И прокуратуру не интересует! Я целую пачку дел запросил! А они у двадцатилетней девки, которую родители три месяца искали, не смогли узнать даже, где она была. Даже где была!

– Молчит?

– Да нет. Говорит: в больнице. Адреса не знает, имен не помнит, лиц не видела. В общем, художественная самодеятельность. Прокурорские смеются, им в радость.

Он снова встал, вернулся к себе за стол.

– Давай, Гарпунов, сворачивай со своим архитектором. Надо сюда переключиться. Пройтись, понимаешь, по следам лично. Оперов повидать, самому посмотреть, где, может, они зевнули, а где и должностные преступления имели место. Понял?

Анатолий Нарядов.

Мясной микрофон.

– Принц Чарлз, что ж… Тоже понять мужика можно: без пяти минут король, а вечно на втором плане. То с Дианой его полоскали – а кто она такая? Не король же была она, по-любому. То с Камилкой. Она-то, понятно, принцем захотела поживиться, а вот он? Вот время жалко, а то бы купил билет до Лондона да своими бы руками задушил эту старую сумку.

Анатолий Нарядов, больше известный как Снаряд, рассуждал в обычном своем духе, проскользнуло только редкое в его обиходе слово «мужик». Чаще население планеты, достойное его рассуждений, он называл «пацаны».

Беседа складывалась как раз в нужном для Жнеца направлении. Убийство как каприз. Убийство одного из симпатии к другому. Но все-таки Жнеца удивило внимание Снаряда судьбой звездной персоны.

– Ты, Анатоль Сергеевич, так говоришь, будто сам пострадал от папарацци? – осторожно спросил Жнец.

– А сейчас что делаю? – развел руками Снаряд, приглашая оглядеть просторы своей усадьбы.

Широко, как меха баяна, дом Снаряда развернулся по косогору. Два этажа, облицованные по фасаду сколом енисейского гранита, подпирали четырехскатную крышу, крытую дубовой черепицей. Пологие скаты поддерживали линзовидный стеклянный купол. Футбольные по размерам и качеству газоны по склонам холма, на котором стоял дом, упирались в предмет, о котором, собственно, и говорил хозяин. Высокий, более чем трехметровый, глухой забор из красного кирпича тянулся к горизонту, был как раз платой хозяина за желание не выставлять свою жизнь на осмотр и обсуждение людей.

Получалось как раз наоборот. Люди по соседству жили небедные, но и их, как известно было Жнецу, этот забор повергал в сомнения относительно своей состоятельности.