Татьяна Бочарова - Генетическая ошибка [litres]

И все же я сказал:

– Анна Николаевна, я еще раз должен спросить у вас: как вы думаете, ваш муж не мог слишком сильно страдать от своей болезни? Настолько сильно, что… что ему не хотелось больше жить.

Вопрос выглядел, мягко говоря, очень и очень жестоким. Анна уставилась на меня недоуменным взглядом.

– Да вы что! Вы же не хуже моего знаете, что экспертиза не установила самоубийство! Максим верил в Бога, он любил нас. Он никогда бы не пошел на такое! Никогда. – В голосе ее послышались слезы.

В дверь просунулось испуганное лицо Павлика.

– Мам, ты что? Что случилось? Почему ты плачешь?

– Вот, Паша, лейтенант Ковалев не доверяет экспертизе. Думает, что папа не просто так под машину попал, а нарочно… – Она спохватилась, закрыла рот рукой.

Глаза мальчика округлилось, в них отразились ужас и страдание. Я не мог больше этого выносить.

– Простите меня. – Я встал, не допив чай, и быстро пошел в прихожую.

Обуваясь, я слышал, как тихо разговаривают в кухне Анна и ее сын. Она успокаивала мальчика, шептала что-то ласковое. Я потихоньку вышел из квартиры и закрыл дверь. Уши у меня горели, как у нашкодившего школяра, но я чувствовал себя удовлетворенным.

Я сделал все, что должен был, все, что мог, чтобы поставить точку в этом деле. Через две недели суд. И Марину Красникову ждет тюремный срок. Пусть небольшой, но реальный. Впрочем, я уверен, таких, как она, ничто не сломает, даже тюрьма. Ведь она из породы тех несгибаемых, веснушчатых девчонок, которые в нужный момент становятся семижильными, несмотря на кажущуюся хрупкость. Стало быть, ничего страшного в том, что случится, нет. Ничего…

Едва я подъехал к дому, как к моей машине подошел незнакомый мужчина.

– Здравствуйте, – поздоровался он в раскрытое окошко. – Я муж Марины Красниковой. Меня зовут Сергей. Сергей Леонидович.

– Очень приятно. – Я вылез из своего старенького «Форда» и захлопнул дверцу. – Владимир Петрович.

Он протянул мне руку, но я сделал вид, что не заметил этого, и направился к подъезду. Красников шел следом за мной. У двери подъезда он остановился.

– Я бы хотел переговорить с вами с глазу на глаз.

– Поздновато для бесед, не находите? – Я выразительно взглянул на часы.

– Простите. Работа. Только недавно освободился.

Я понял, что он не отстанет. Так же мне было ясно, для чего он пожаловал. Он был не один такой, чей-то муж, отец, брат, которые надеялись отмазать от ответственности своих жен, дочерей, сестер. Они регулярно появлялись то у меня в кабинете, то в моей квартире. Неизвестно, как они узнавали адрес и телефон, но узнавали. Им казалось, что деньги решают все. В самом деле – несколько сотен для бедного полицейского неплохая сумма. За нее можно запросто развалить дело, определенным образом поработать со свидетелями, переписать показания. Они вылетали от меня, как вылетает пробка из бутылки шампанского. С гневом, недоумением и проклятиями. На работе к этому привыкли и только посмеивались – очередной «летун» от Ковалева.

Я зашел в подъезд. Красников не отставал от меня ни на шаг. Молча мы сели в лифт. Я отпер дверь. Он с любопытством заглянул внутрь, точно надеясь увидеть там медвежью берлогу. При виде чистенько отремонтированной квартирки на лице его отразилось удивление:

– Можно, я войду?

– Заходите.

Мы вошли в прихожую. Он не стал разуваться, сразу потопал в гостиную, по-хозяйски уселся на диван.

– Что вы хотели? – Я сел рядом с ним на стул.

Перед глазами у меня стояло серое, одутловатое лицо Анны Гальпериной. Что стоило этому надменному индюку продать свою машину и отдать ей деньги? Ей бы они очень пригодились.

– Владимир Петрович, я пришел поговорить с вами о своей жене.

– Понимаю. – Я кивнул. – Что вы хотите узнать? Следствие по ее делу подходит к концу. На суде ее скорее всего признают виновной. Дадут срок. Небольшой.

– Вот насчет этого я и хотел поговорить. – Он жестом фокусника извлек из внутреннего кармана пиджака аккуратный белый конверт и протянул его мне.

Ну так и есть. Решили действовать наверняка – в самом деле, зачем давать деньги Гальпериным, не проще ли на них же подкупить следователя? И все будет шито-крыто. Я смотрел на Марининого мужа. Там, в темноте, на улице, я не мог как следует его разглядеть. Но здесь, в комнате, при ярком свете люстры, он был у меня как на ладони. Высокий, плечистый, с гордым, породистым профилем и слегка надменным ртом. Они с Мариной отлично смотрелись рядом – оба красивые, холеные, подтянутые, со вкусом одетые и причесанные.