Дмитрий Сергеев - Особняк на Почтамтской

Уголовники же на первых порах помогут удержать власть. Ради этого раздать им руководящие посты в новой полиции.

А потом, когда власть утвердится, прочная и незыблемая, начинать строить общество по образцу классических утопий, подновляя и перестраивая их по ходу дела.

Весь этот дикий бред в ту пору она воспринимала без протеста. Не потому, что согласна была с жестокостью, которая содержалась в планах, — не замечала жестокости. Воображение перескакивало через террор и хаос, о котором шла речь, и устремлялось в будущее, где рисовалось идеальное общество счастливых людей.

«Господи! Да неужели же это была я? Как же я могла слушать весь этот бред и не возмутиться, не протестовать?»

Воспоминания и мысли мелькали у нее в уме с непостижимой быстротой, а сама она тем временем бежала по ночным, пустынным улицам к дому, где жил брат. Угловое окошко, запертое на ставень, вело в его спальню. По нему она и начала барабанить изо всей силы, как будто надеясь силой ударов предотвратить беду.

Михаил Павлович еще не ложился. Ему не нужно было объяснять подробностей: он сразу поверил — случилось нечто ужасное, едва только увидел сестру.

— Он замыслил убийство, — только и смогла произнести она.

Мороз был трескучий, обычный в конце зимы, когда днем уже бывает оттепель. Воздух сделался шершавым от мороза, казалось, им можно подавиться, если невзначай глотнуть ртом.

— Лена, ради бога, укройся шалью, дыши только через нее. Тебе опасно.

За себя он не беспокоился: с этого мгновения собственная жизнь и здоровье совершенно утратили цену для него, думал только о ней.

Удивляла тишина, город спал, облитый лунным светом, красуясь синими и золотистыми сугробами, которые искрились крохотными, призрачными звездами.

Заспанный Никифор отворил калитку, сообщил, что Иван Артемович еще не возвратился.

— Я знаю, где он. — Михаил Павлович был убежден: искать Ивана Артемовича нужно в доме на окраине Глазковского предместья.

Лишь когда они вышли на берег, ему пришла здравая мысль: сестре не нужно идти с ним. Будет даже неприлично выглядеть, как будто она затем и бежала среди ночи через город, чтобы застать своего неверного супруга в постели у любовницы.

— Лена, тебе нужно вернуться. Туда нельзя! Я провожу тебя.

Перед ними лежала Ангара в ледовых торосах, озаренная луной. Та уже прошла большую половину небосвода, повисла над Кайской горой, светя им в лицо. Некоторое время они препирались, стоя наверху откоса. В лунном свете хорошо просматривалось начало санной колеи, проложенной через реку в торосах. Позади ледяной пустыни на другом берегу виднелись ближние строения, дальше них склон горы казался пустынным. Обочь санной дороги с крутизны сбегала пешая тропа, ведущая к проруби. Она была здесь не круглой, как часто, а продолговатой. Зимой, когда вода подступала к самому срезу, бабы в ней полоскали белье. Михаил Павлович всегда поражался их выносливости. Руки у них ныли от ледяной воды, время от времени они прерывались, отогревали их собственным дыханием, кутали в концы пуховой шали и снова принимались за свою каторжную работу.

Внимание Михаила Павловича привлек крупный предмет, чернеющий поверх льда в нескольких шагах от проруби. Вначале он бегло скользнул по нему взглядом, но затем встревоженно возвратился к нему.

Теперь ему уже и вовсе нужно было немедленно увести сестру дальше от берега, раньше, чем и она увидит мертвое тело. Почему-то он сразу решил — мертвое. Но было уже поздно.

— Что это?!

Лучше было не подпускать ее к трупу, но для этого пришлось бы употребить силу.

Труп лежал навзничь, голова была откинута назад так, что клинышек бороды торчал кверху. В убитом оба сразу опознали Виктора Пригодина. И что мертв, почти окоченел, тоже очевидно: незрячие остекленелые глаза и поза, в которой лежал, говорили сами за себя. На припорошенном льду немного в стороне от места, где лежал труп, натекла кровь. В лунном свете она поначалу показалась не красной, а зеленой и фиолетовой. Уже потом он заставил себя увидеть кровь алой.

Елена Павловна вскрикнула, он подхватил ее, не дал упасть, помог взойти на берег. Сестра подчинялась ему, не сопротивляясь. В молчании дошли до дому. Михаил Павлович разбудил прислугу, велел поднять Пахомку и послать за доктором. Глаше наказал никуда не отлучаться, ни на секунду не оставлять Елену Павловну одну. Девка насилу продрала глаза, но, увидев, в каком состоянии находится хозяйка, тотчас очухалась, жадным, нетерпеливым любопытством загорелись ее глаза. Теперь уж, если и позволят, не заснет, пока не проведает, что случилось.