Мог ли он тогда вообразить, что пройдет всего лишь пятнадцать лет и красавица, обвораживающая юнцов, сводящая с ума благообразных отцов семейств, превратится в пугало.
Выходит, в ту пору у Василисы была дочь! Неясно только, кто же ее воспитывал, нянчил? Не Василиса же, проводившая время в беспрестанных кутежах. О малютке мог позаботиться владелец ресторана: в его интересах было освободить Василису от ухода за дочерью. Во всяком случае, кто-то заботился о девочке — выросла. Но неужто и она пойдет по той же дорожке?
Похоже, усадьба, куда они направились, содержалась добрыми хозяевами. Даже дворовый кобель сознавал это, вел себя владыкой. Ни форменная шинель, ни хлыст в руке Михаила Павловича, которым он угрожал псу, не устрашили того, только пуще разъярили. Пришлось им ждать, когда из дому выбежал долговязый подросток и загнал кобеля в будку. Высокое крыльцо и просторные сени указывали на то, что живут здесь люди обстоятельные, рачительные. Михаил Павлович ничуть не удивился, когда, отворив дверь, ступил в хорошо освещенную солнцем переднюю. Хозяин в бордовой косоворотке, подпоясанной узким ремешком с блестящими наклепками на кончике, держался с достоинством, без признаков раболепия. Пригласил пройти в горницу. Здесь было прибрано, все находилось на своих привычных местах. В красном углу в застекленных створках сияли образа, чистое расшитое полотенце обрамляло их. Хотя стульев с гнутыми спинками не было, зато лавки и табуреты были покрыты домотканой цветастой холстиной, возле стены между окнами стоял фасонный буфет, разбитый на мелкие отделы и ячейки, застекленные рисуночным стеклом. Сквозь стекло виднелась праздничная посуда. Невысокая раздвижная ширма отгораживала один угол. За ее ситцевыми стенками слышалось чье-то присутствие, судя по хриплому дыханию, больного или старика.
Кроме хозяина и подростка, встретившего их во дворе, в доме были немолодая женщина и девка годов шестнадцати.
На вопросы Михаила Павловича сперва отвечал только хозяин. Говорил он толково, по делу, не топчась на мелочах, как бывает часто. Хозяйка при этом живо перебрасывала взгляд с одного на другого, вникала в суть разговора и, видимо, старалась угадать, какая такая причина привела помощника полицейского пристава в их дом. Парень и девка также слушали разговор навострив уши, хотя и старались не выказывать своей заинтересованности. У девки отменная коса, почти до колен. Светлые волосы слегка золотились на свету.
Из ответов на вопросы, какие задавал Михаил Павлович, получалось, что дом Спиридоновой и сама хозяйка пользовались в околотке дурной славой. Что разговор зашел именно о ней, хозяев ничуть не удивило.
— Бывает, по неделе пустует изба, и труба не дымится. А то вдруг посреди ночи ровно на шабаш соберутся — шум, гам, гармошка, пьяные орут…
— Сама Василиса такая, — не удержалась, вставила слово хозяйка. — Сама, если не колдунья, так уж на одном помеле с ведьмой каталась.
— Кто к ней приходит? Что за люди?
— Известное дело кто. — Хозяин немного замялся, бросил сердитый взгляд на деваху, которая тут же исчезла с глаз. Михаилу Павловичу видно было ее в дверной проем, наполовину лишь задернутый пологом. Девка нарочито громко бренчала печной заслонкой, показывая свое усердие в домашней работе.
— Завелась коза во дворе, так козлы через тын прискачут, — пояснила женщина.
— Сватаются?
— Нут-ка, кыш! — точно на кошку, прикрикнул хозяин на девку. — Сколько раз говорено — марш за водой!
Та, не прекословя, накинула шубейку, мгновение спустя загромыхала ведрами уже в сенях.
— Срам один, — женщина прочно перехватила нить разговора — она теперь отвечала на вопросы. — Кабы холостые бесились, а то — женатые. Прикатит на извозчике — ящик конфет, шампанского — и пошла писать губерния. Всю ночь напролет — собакам уснуть не дадут.
Словоохотливая хозяйка многое рассказала Михаилу Павловичу, чего он и не выпытывал. В бытность, когда Василиса была еще молодой, за ней купцы и офицеры на тройках приезжали. От возка до сеней дорожку бархатом устилали. Была бы с умом, озолотилась на всю жизнь.
— Дурными деньгами богатства не составишь, — не согласился хозяин.
— Так она и просвистела все — голые стены остались, — не то споря с мужем, не то соглашаясь, сказала женщина. — Красота, она ненадолго дадена. Износилась, так кому нужна стала? В ту пору и дитя прижила, сказывали — от офицера заезжего. Тот жениться сулил, а после одумался — укатил к другой, настоящей невесте, про Василису думать забыл. Теперь вот дочь Глафира подросла — по материнской дорожке покатилась.
Читать дальше