— Ты как-то неуверенно говоришь, — подметил Павел Тимофеевич. — Будто сам себя пытаешься убедить.
— Есть немножко, — признался Сергей. — У меня из головы не выходит, что Елагин хладнокровно убил троих человек и сейчас безнаказанно расхаживает по селу, а мы ничего не можем предпринять.
— Понимаю. Мне тоже от этого не по себе. Жаль, что Старостин пока бездействует. Надеюсь, он себя еще проявит. Он — парень рисковый, не побоялся раскопать могилу.
— От этого не легче. Мне было бы спокойнее, если б он надел на Елагина наручники и увез его в Арсеньев.
— Так ты сомневаешься, ехать тебе или нет? — догадался дядя.
— Да. Ты правильно подметил. Я сомневаюсь. С одной стороны, понимаю, что мне здесь делать нечего. Моя работа — ехать туда, где что-то случилось, а не ждать, пока преступление произойдет. Но с другой стороны, у меня дурное предчувствие, что здесь как раз вот-вот что-то должно случиться.
— Если ты боишься, что может произойти что-то плохое, останься. Уедешь завтра. Тем более, мне завтра идти в тайгу. Ты сам говорил, что одному опасно в тайгу ходить, — напомнил Павел Тимофеевич.
Денисов задумался.
— Каждую ночь что-то происходит, — произнес он, словно уговаривая самого себя. — Вдруг я сейчас уеду, и что-нибудь произойдет? Не дай бог, с тобой?
— Не накаркай, — отмахнулся Павел Тимофеевич.
— Не буду брать греха на душу, — решил Сергей. — Раз не уверен — останусь у тебя до завтра.
— Вот и отлично, — обрадовался дядя. — А чтоб ничего не случилось, есть очень хороший рецепт, надо просто никуда не ходить и никого в дом не впускать.
Денисов улыбнулся. Ничто не могло заставить Павла Тимофеевича пасть духом.
— Помнишь, с чего все началось? — напомнил дядя. — К нам пришли дети и рассказали про дом, где прятался Гребнев.
— Ты считаешь, не надо было их впускать? — усмехнулся Сергей.
В этот момент в калитку постучали.
Звук был громкий, словно по доскам стучали палкой.
— Павел! Ты дома?! — раздался хриплый голос.
Сергей нахмурился. Улыбка застыла у дяди на лице.
Калитка распахнулась, и они увидели ссутулившегося мужика, уже почти старика, который для устойчивости опирался на палку. Гость покачивался, поскольку был не только стар, но и пьян. Лицо мужчины заросло длинной щетиной, редкие волосы неопрятно торчали во все стороны. Гость был одет в какое-то рванье.
Старик увидел Павла Тимофеевича и спросил:
— Собака привязана?
Цезарь был заперт в сарае. Его посадили туда, когда приехали милиционеры.
— Все нормально. Заходи, — сказал дядя.
Петр Седельников был моложе Павла Тимофеевича, но неопрятность, пристрастие к алкоголю и лень состарили его быстрее. Сейчас он выглядел старше дяди лет на десять, настоящим стариком.
— А где милиция? Уехала? — спросил Седельников. — Мне сказали, что они у тебя обедают.
— Уже уехали, — сказал Павел Тимофеевич.
— Жа-аль, — протянул Седельников и задумался. — А я то надеялся, что успею их застать.
— А что у тебя за дело? — спросил дядя, с иронией взглянув на гостя.
У Петра Седельникова была репутация пустослова и пьяницы.
— Хотел поговорить с ними насчет пожара.
— А почему раньше не поговорил?
— Я спал, — признался Седельников. — Вчера Нюрке дрова в сарае складывал. Она мне пузырь поставила. Поэтому я только недавно проснулся. Узнал от людей новости.
— И что ты хотел милиции сообщить? — спросил дядя, не рассчитывая услышать от Седельникова ничего путного.
— Хотел рассказать, кто дом Дубинина поджег.
Это заявление заставило Павла Тимофеевича и Сергея удивленно переглянуться.
— А что ты знаешь? — спросил дядя.
— Знаю, кто поджег, — повторил Седельников.
— Это мы слышали. Кто поджег-то?
Нетрезвый мужик самодовольно улыбнулся.
— О таких вещах не болтают, — многозначительно заметил он.
Павел Тимофеевич быстро поменял тактику:
— Как хочешь. Расскажешь следователю, когда он снова к нам приедет.
Дядя повернулся лицом к племяннику, демонстрируя, что гость стал им неинтересен.
Петру Седельникову оставалось только удалиться. Однако он не собирался уходить так скоро.
— Павел, у тебя опохмелиться чего-нибудь есть? — спросил Седельников и с надеждой посмотрел на дядю.
— Кажись, осталось немного самогона, — равнодушно ответил Павел Тимофеевич.
Тон дяди говорил о том, что ему в этот момент было лень даже наклониться, не то что идти в дом и угощать гостя самогоном.
— Так, может, нальешь?! Трубы горят.
Читать дальше