Вера Арье - Весна умирает осенью [litres]

А он как будто что-то чувствует: наверное, потому что физическая близость между нами стала невозможна. Когда он приближается ко мне, я дрожу от отвращения.

Он изводит меня своим благородством, ни о чем не спрашивая. Лишь прячет глаза, молчит. Уж лучше бы признаться во всем, разорвать эти путы! Но он намеренно уходит от разговора, окружая меня заботой и любовью.

Главное, Зоя привязывается к нему все сильнее. Если ей ночью снится кошмар, она вскакивает с постели и бежит к нему в комнату. И он баюкает ее до утра… Так и сидит с ней до рассвета, не смыкая глаз, как старый взъерошенный филин, охраняющий свое сокровище.

Осип, хороший мой, как я жалею теперь, что мы приняли решение ехать. Нам казалось, что в России мы станем для всех недосягаемы, открестимся от прошлого, избавимся от гнетущего чувства вины… Исправим нелепую ошибку судьбы, пославшей мне тебя так поздно. Но этот план обернулся разлукой, и я теперь не знаю, увидимся ли мы когда-нибудь. Как больно мне проживать дни, месяцы, теперь уже годы одной. Смотреть, как взрослеет наша дочь, не имея возможности разделить эту радость с тобой. А вчера я видела тебя во сне: в дымном кружении снега ты улыбался мне так грустно, как будто прощался…»

Аккуратно свернув листок и убрав его в конверт, Оливия помешала ложечкой остывший чай. Она пыталась обуздать эмоции и собраться с мыслями, но получалось плохо.

– Выходит, Зоя давно знала, кто ее отец… – произнесла она обескураженно.

– Да, – кивнул Горский. – И Андрей Вишневский был в курсе.

– Но каким образом…

– Вскоре после окончания войны у него обнаружили неприятное заболевание. Художник был вынужден пройти обследование, в результате которого выявили один анатомический дефект… Он свидетельствовал о том, что Вишневский от природы был бесплоден. Это объясняет, почему у них с Ольгой не было детей.

– Значит, то, о чем Ольга говорит в письме, не было вымыслом: ее муж действительно все понимал!

– Совершенно верно. Другой на моем месте, наверное, начал бы шантажировать Зою, угрожать предать ее семейные секреты огласке. За такую информацию можно получить солидный гонорар от какого-нибудь глянцевого издания. Однако это было бы подло, да и отец бы не одобрил…

– И как же вы поступили?

– Я долго не мог решиться, но мне помог случай. Как вы знаете, в музее случился пожар, и я чудом успел вытащить «Весну» из огня. Вскоре после этого у меня созрел план. К одному из моих приятелей из Парижа приехал сын. Очень смышленый парень: учился в Новосибирском университете и на третьем курсе получил образовательный грант. Уехал по правительственной программе во Францию, закончил там вуз и остался работать. В августе он всегда наведывается в Зиминск – повидать родителей. Я попросил его об одолжении: передать бандероль одному человеку. Парижский адрес Зои я не знал, а вот об их семейном гнезде в Довиле было широко известно. Этот дом фигурировал во многих репортажах, посвященных творчеству Вишневского. Встречался он и на фотографиях. Отыскать его номер и название улицы мне ничего не стоило. Я попросил юношу съездить в Довиль и передать посылку.

– Не ближний путь. К тому же он мог там никого не застать…

– Вы правы. Но я понадеялся на удачу. Довиль – курортный городок, в котором парижане проводят теплое межсезонье. В сентябре там туристов нет…

– И что же, посыльный сумел вручить коробку Зое?

– Вот в этом-то и загвоздка! Он нашел ее дом, позвонил в дверь. Ему открыл какой-то напомаженный господин в шейном платке и сообщил, что мадам принимает ванну. Парень недолго думая отдал коробку ему. Юноша ведь не знал, что в ней находится…

– И все-таки мне непонятно, – размышляла в слух Оливия, – что мешало вам выставить «Весну» на аукционе? Вы бы выручили баснословную сумму!

– У меня не было никаких бумаг, подтверждающих ее происхождение. К тому же Вишневская считала, что акварель похищена. Попытайся я продать этот рисунок, его бы сразу изъяли и вернули законной владелице.

– Логично… Тогда в чем состоял ваш план?

– Я приложил к посылке сопроводительное письмо, в котором рассказал Зое о том, что прихожусь ей единокровным братом; много лет берег эту картину и теперь хочу ее вернуть. Затем написал про болезнь сестры и попросил помочь. Нет, вы не подумайте, я не упрашивал ее оплатить лечение во Франции или прислать дорогостоящее лекарство. Я просто умолял одолжить мне сумму, которая позволила бы Танюше уйти достойно, без боли и страданий. Спасти ее от жуткой смерти – без медицинской помощи, морфина, кислорода в полной глуши… В конце концов, мы же родственники!