Ларс Миттинг - Шестнадцать деревьев Соммы

— Ему этого хотелось бы.

— Мы могли бы, конечно, положить нож в гроб, хотя это и не по правилам. Но кремировать с ножом — ну, ты же понимаешь…

С час я бродил по хутору, думая, как же быть. Потоптался среди ягодных кустов, наелся вволю, глядя вдаль, на поля, на столярную мастерскую.

«Огонь или земля. Ничто другое».

Я снова позвонил в похоронное бюро.

— Это я. А в церкви мы можем воспользоваться этим гробом? И достать его перед кремацией? Так можно?

— Но ведь, — сказала Раннвейг Ланнстад, — тогда у нас останется использованный гроб.

— Привезете его сюда, в Хирифьелль. Вместе с ножом.

— Эдвард… При моем роде занятий редко задаешь вопрос зачем, но, по-моему, сегодня мне придется это сделать.

— Гроб понадобится позже, — сказал я.

Я знал, что пастор живет в тупике возле закупочного кооператива, в черном одноэтажном домике, окруженном мохнатыми елями. Вероятно, когда он только поселился здесь, это были елочки, которые наряжали к Рождеству. А теперь они заняли весь участок. Толь на крыше порос мхом, водостоки забила хвоя. Его «Ровер» стоял на своем месте под навесом, но, когда я позвонил в дверь, он не вышел. Я обошел вокруг дома и нашел его в саду.

— Кто такая была Тереза Морель? — спросил я.

Пастор поменял позу на продавленном шезлонге.

— Твоя мать была твоей матерью, — сказал он, показав мне на сложенный шезлонг, стоявший возле водосточной трубы. Я разложил этот шезлонг и сел напротив него. Он пил что-то из литровой бутыли и предложил мне. Чтобы не показаться невежливым, я не стал отирать горлышко перед тем, как отпить из нее. Апельсиновый сок, густой и сладкий.

— Почему вы сразу всё не рассказали? — спросил я.

— К горю не примешается других чувств, если у тебя есть точка опоры. Я подумал, что тебе лучше потом узнать об этом. В роду Хирифьеллей похороны никогда не были простым делом. О гробе-то ты в любом случае узнал бы. Но я раздумывал о том, что ты знаешь, а чего не знаешь о вашем прошлом. И как много ты хочешь знать. Для правды небольшая задержка бывает полезна.

За цветастые сиденья, на которых мы сидели, задевали травинки.

— Мне кажется, для нее настало время сейчас, — сказал я.

— Твою бабушку звали Изабель Дэро, Эдвард. Она родила твою мать в Равенсбрюке, перед самой капитуляцией. Должно быть, они потеряли друг друга, потому что твою маму удочерила француженка, и твоя мать росла в уверенности, что и на самом деле является дочерью этой женщины. Когда ей было семнадцать, она нашла документы, свидетельствовавшие, что это не так. В двадцатилетнем возрасте она сменила имя на Николь Дэро.

— Это дедушка рассказал?

— Нет, Вальтер. Мне нужно было заполнить свидетельство о твоем крещении, и для этого мне нужны были удостоверения личности и личные идентификационные номера. Тогда и всплыла эта история. Я увидел ее старые документы.

— А куда девалась моя настоящая бабушка?

— Этого я не знаю. Но если ей пришлось томиться в лагере и потерять ребенка, вряд ли это могло не сказаться на ней.

Я рассказал пастору о бумагах из шкатулки и о фотографии матери.

— Чего я не могу понять, — сказал я, — это зачем мама приехала именно сюда?

— Этой тайны они никому не раскрыли. Вальтер стоял на том, что она была туристкой.

— В таком случае она первая и последняя, кто отправился в туристическую поездку с целью повидать задворки Саксюма.

— Не стоит недооценивать деревню. Вифлеем тоже не был столичным городом.

Я огляделся в поисках камешка или еще чего-нибудь, что можно вертеть в руках, но ничего подходящего вокруг не нашлось. Сам не заметив этого, я сцепил пальцы и так и сидел, но расцепил их, когда заметил это.

— Интересно, почему она выбрала имя Николь, — сказал я.

— Кто знает…

— В свидетельстве о крещении мамы написано, что имя отца неизвестно. Когда вы с ней виделись, она уже выяснила что-нибудь?

— Я этого не знаю, к сожалению.

— Вы ведь правду сейчас говорите?

— Я всегда говорю правду. Просто не всегда говорю ее всю.

— Я съездил посмотреть гроб, который прислал Эйнар, — продолжил я. — Я думаю, он приезжал сюда на мой день рождения, когда мне исполнилось десять лет, и тогда же срубил деревья, из которых сделал гроб…

Таллауг смотрел на заросший газон.

— Надо же! — сказал он с удивлением. — Единственное, что мне известно, — это что Эйнар возвращался в Саксюм за год до того, когда родился ты. На, попей еще соку. И я вправду собирался рассказать тебе об этом в свое время.