Чарльз Вильямс: Мертвый штиль: Женщина из захолустья. Дядюшка Сагамор и его девочки. Мертвый штиль

GIRL OUT BACK

— Барни!

А не притвориться ли мне спящим? Глядишь, она и отвяжется.

— Барни!

Нет, угомониться она не желает.

— Ну что? — отозвался я.

Меня зовут Барни Годвин. Скоро мне стукнет тридцать лет. Я получил образование, хотя проку мне с него никакого, мои эндокринные железы в полном порядке, рефлексы в норме, и у меня есть жена, состояние которой тянет на двести тысяч долларов. Словом, жить можно.

— Меня просто интересует: спишь ты или нет?

Мою жену зовут Джессика Робертс Маккарен-Годвин. Ей тридцать четыре года, и она главная активистка движения «За сохранение деревьев на Минден-стрит» в Уордлоуском женском клубе. В настоящее время представляет собой платиновую блондинку с прелестными большими голубыми глазами, и ее фигуру после строгой десятидневной диеты с полным основанием можно охарактеризовать как соблазнительную. На левой лодыжке моей жены красуется золотая цепочка, не больно-то соответствуя ее облику ярой общественницы, зато это украшение отлично смотрится сквозь тонкий нейлоновый чулок.

— Ну и как, выяснила?

— Что выяснила?

— Сплю я или нет.

— Ну не будь таким букой.

Я счел за лучшее промолчать. Возможно, она и права: букой мне быть не следует. Ведь я же живу за ее счет.

— Разве этот лунный свет не восхитителен?

Лунный свет просачивался через жимолость, растущую под окнами спальни второго этажа, и падал на обнаженную ногу Джессики, когда она слегка приподняла ее и изогнула так, словно собиралась надеть туфлю на высоком каблуке или же позировать в качестве фотомодели для мужского журнала. На белой коже блеснула золотая цепочка. «Совсем неплохо, — подумал я. — Очень даже неплохо!»

— И о чем же ты думаешь? — поинтересовалась она.

Пьянея от увиденного и будучи поклонником красоты, я тотчас высказался в самой восторженной манере. Результат не заставил ждать: Годвин не из тех, кому надо дважды повторять приглашение.

Как только весь мой пыл пропал, так ночь и лунный свет сразу же потеряли свое очарование. Джессика, припав щекой к подушке, наблюдала за мной томным взглядом насытившейся кошки. Ее глаза в неярком свете казались довольными и сонными.

Внезапно она рассмеялась.

— Кого, по-твоему, вы водите за нос? — спросила она без обиняков.

— Водим за нос? — Я потянулся к прикроватному столику за сигаретой.

— Ты и эта пигалица.

Итак, нам предстояло погрузиться в обыденную рутину разговоров типа: какие фильмы вам больше всего нравятся? Я зажег сигарету и бросил спичку в пепельницу:

— Что еще за пигалица?

— Не притворяйся, будто не знаешь, о ком речь.

— Не знаю, — возразил я, — но не вздумай подсказывать. Дай самому догадаться. Максин? Франсин? Морин? Коринна?

— Меня от тебя тошнит.

— Клорин? Флорин? Гангрин?

— Какие же мы умные! Мартовский кот — рифмоплет.

Иногда срабатывает резкая перемена темы разговора.

— Ладно, пошутили — и будет! Я хотел бы немного поспать!

— Да ну?

— На тот случай, если ты запамятовала, напоминаю: утром мне надо на работу. Это ты можешь позволить себе нежиться в кровати до самого полдня, было бы желание.

— Дохлый номер! Эта Риба — она привыкла еще засветло убирать хлопок — явится рано утром. Она может наделать больше шума, чем…

— Ну, ничья жизнь не бывает полностью безоблачной. «Век человеческий краток и полон скорбей» — так говорится в Писании.

— Твой сарказм неуместен.

— Чем богаты… Но я и в самом деле хочу спать.

— Ты и вправду не думаешь о ней?

— О ком? — Я вздохнул.

— Об этой маленькой лицемерке с ангельским личиком. Мне знаком такой тип женщины; если она считает, что…

— Я так и знал — мне хватило и минуты, чтобы догадаться, — перебил я. — Ты имеешь в виду Барбару Ренфру? Я прав?

— Чертовски прав!

— С чего тебе втемяшилось такое в голову? Ты прекрасно знаешь, что она больше у нас не работает. Ты настолько отравила ей жизнь, что она ушла из магазина и устроилась в банк. Или ты уже забыла?

— Хотела бы. Хорошо хоть то, что теперь ты видишь ее всего лишь три раза в день.

— Два раза, — поправил я. — Чаще банк не в состоянии сдавать нам с ней в аренду подвал. Видела бы ты, как все там у них обустроено. Зеркала, черные простыни…