Чарльз Вильямс: Бриллиантовое бикини

О, это было отличное лето, можете не сомневаться. Папа говорит, фермы куда как полезны для здоровья, а уж полезнее фермы дяди Сагамора вам не найти, даже и не старайтесь. Там есть озеро, где можно ловить самую настоящую рыбу, и у меня был пес, не говоря уж про охотников на кроликов со всамделишными ружьями и о мисс Харрингтон. Она была просто прелесть и учила меня плавать.

Мисс Харрингтон? О, это у нее была та самая виноградная лоза, вокруг которой потом поднялся такой шум. Да вы, верно, и сами помните. Это же попало во все газеты. Татуировка в виде виноградной лозы с маленькими голубыми листочками. Она вилась вокруг ее правой груди, словно тропинка вокруг холма, и заканчивалась крошечной розочкой в самом центре. Папа потом задал мне взбучку за то, что я раньше не рассказал ему о ней, но какого черта, — откуда мне было знать, что не у всех есть розочки на груди? Я просто счел само собой разумеющимся, будто у благотворительных дам тоже есть такие рисунки, только я никогда не спрашивал их об этом, потому что пока общался с ними, еще и в глаза не видел ни мисс Харрингтон, ни ее виноградную лозу.

Но это я забегаю вперед. Лучше начну с самого начала и в первую очередь расскажу вам, как это вышло, что мы приехали к дяде Сагамору. А все оттого, что папу стали слишком уж часто призывать в армию.

Похоже, неудачный выдался год для призывников. Первый раз папу замели посреди зимы, когда мы приехали в Гольфстрим-Парк, потом в Пимлико, но хуже всего пришлось в Акведуке. Мы с трудом нашли, куда притулить наш трейлер, и только-только начали печатать, как его снова забрали. Ну и разумеется, меня, как всегда, заграбастали благотворительные дамы.

Эти благотворительные дамы такие смешные. Не знаю почему, но они всюду одинаковые. Обычно у них пышная грудь, и они задают тебе одни и те же старые вопросы, а когда ты пытаешься объяснить им, что путешествуешь по всяким большим городам, таким как Хиали и Бельмонт-Парк, и что папа просто советник по капиталовложениям в скачки и у него куча неприятностей с призывной комиссией, они начинают переглядываться, качать головами и повторять: “Ах, какой кошмар! А ведь он еще совсем дитя!"

Так вот, эти благотворительные дамы в Акведуке все расспрашивали меня, в какую школу я хожу, отчего это мама ушла от папы, умею ли я читать и писать, и все такое прочее. Я ответил, что отлично умею читать, а то как же? Тогда они сунули мне под нос какую-то книжку, чтобы проверить. Увесистая, прямо скажем, была книженция, я потом читал ее весь месяц, что провел в приюте. Про одного парня по имени Джим Хокинс и одноногого пирата по имени Долговязый Джон Сильвер, просто умора. Хотелось бы мне снова ее раздобыть, чтобы узнать, чем там кончилось. Как вы думаете, можно где-нибудь здесь достать еще одну такую?

Но, возвращаясь к благотворительным дамам — увидев, что мне трудновато пришлось, они снова запереглядывались и забормотали:

— Да-да, так мы и думали.

А мне и впрямь было нелегко. Не то чтобы попадались по-настоящему трудные слова, но этот тип как-то чудно пищит, у него все слишком уж хитро закручено.

— Билли, тебе не следовало говорить, будто ты умеешь читать, — сказала главная дама. Всегда легко узнать, какая из них главная, потому что, как ни странно, но грудь у нее всегда пышнее, чем у прочих.

— Но, мэм, — отвечаю я. — Я умею читать. Просто эта штука как-то чудно написана. В каждом слове слишком много букв.

— Что за чушь, — говорит она. — Как это слишком много букв? Неужели ты думаешь, что Роберт Льюис Стивенсон не умеет писать правильно?

— Не знаю я ничего про этого вашего Стивенсона, — стою я на своем, — а всего-навсего пытаюсь объяснить, что эта штука не так написана и в ней сам черт ногу сломит. Смотрите, сейчас я вам покажу, что имею в виду.

У меня в кармане как раз завалялся сандвич с копченой колбасой, потому что мы только успели выйти и направиться к ипподрому, как папу сцапали пинкертоны. Вот я и вспомнил, что он завернут в обрывок вчерашнего списка забегов. Вытащив сандвич, я откусил кусок и принялся показывать.

— Глядите сюда. — И я ткнул пальцем в листок. — “Барньярд Гейт (М) 105* чал.мер.З, от Барнаби — Гейтс Айяр, от Франджи-Панджи. Дек. 5, ТрП, 6ф, 1:13 — 17, III* 1-1, 1-5, 1-3, 8-9, Стр'гф'л'Дж МолЗ, Зл'п'л'чн 119, Б'сп'чн П'др'жк 112, Пнчк 114”. Улавливаете? А теперь взгляните на этот забег: “Муха 2 Аку 1/2 фт: 48”. Что молния против собаки, и если вам вздумается хоть цент на него поставить, значит, у вас в голове опилки. Он вечно сперва рвется вперед, но с дыхалкой у него плоховато, и он всегда сдыхает у восьмого столба.