Чарльз Вильямс - Мертвый штиль - Женщина из захолустья. Дядюшка Сагамор и его девочки. Мертвый штиль

Дождавшись открытия банка, я отнес туда депозит. Филиал санпортовского «Мид-Соуф бэнк энд траст» был небольшим учреждением с двумя окошками для кассиров и письменным столом Уоррена Беннета за ограждением справа. Я занял очередь к окошку Артура Пресслера, поеживаясь от холода в помещении, где вовсю работали кондиционеры. В дальнем конце за барьером я увидел Барбару Ренфру, сидящую за машинкой. Она на миг подняла глаза, увидела меня и улыбнулась. «Сейчас самое время подбить к ней клинья, — подумалось мне. — Видит Бог! Сколько на меня уже возвели напраслины по этому поводу!» Затем я напрочь отмел эту мысль, ибо отнюдь не разделял непоколебимую веру Джессики в готовность Барбары в любой момент броситься ко мне в объятия.

Подошла моя очередь, и через зарешеченное окошко я увидел лицо Артура Пресслера. Он расстегнул холщовый мешок и начал суммировать чеки на счетной машинке, не делая ни единого лишнего движения, с точностью суперробота из третьего тысячелетия. У него было холодное выражение лица, волосы песочного цвета, очки без оправы и плотно поджатые губы. Я не мыслил существования Пресслера вне этой кабинки, словно беднягу приобрели в Ай-би-эм и накрепко привинтили к полу. Впрочем, Пресслер манипулировал с деньгами быстрее, нежели любой из известных мне людей.

Я закурил сигарету и стал наблюдать за ним. Он закончил с чеками и отложил их в сторону, затем надорвал обертку на наличке и начал раскладывать деньги в аккуратные стопки по их номиналу — в один, пять, десять и двадцать долларов. Тут Пресслер сделал такое, чего я ни разу не замечал за ним прежде. Он как раз считал двадцатки. Пятая или шестая из них была та самая одна из новых двадцаток, которыми расплатилась со мной миссис Нанн. Банкнот лег в стопку, и за ним было пошел другой, но тут кассир сбился со счета. Пришлось сделать паузу. Едва заметно покачав головой, Пресслер вновь собрал все двадцатки и начал считать заново. И опять сбился со счета. «Как странно, — подумал я. — Может, его шестеренки на сей раз плохо смазали?» Он передал мне дубликат депозита, я вышел из банка и направил свои стопы в сторону почты.

Для понедельника дела шли на диво бойко. Кроме всякой всячины для рыбалки, мы продали и кое-что существенное: четырнадцатифутовую лодку, мотор мощностью в семь лошадиных сил и прицеп. После того как покупатель оформил доставку и отбыл, я послал Отиса за пивом, чтобы отметить сделку. Вынув бумажник, дабы вручить ему доллар, я заметил, что в нем все еще находится новенькая двадцатка. Чудеса. Разве я не на нее купил почтовые марки? Видимо, я заплатил за них из своих собственных денег, которые обычно хранил в другом отделении бумажника. Впрочем, ничего страшного: на марки я израсходовал свою двадцатку целиком без сдачи, так что никакой путаницы в приходных книгах и кассе быть не могло.

Отис отправился за пивом. Я же начал перекладывать двадцатку в другое отделение бумажника, когда заметил, что это та самая, с рыжеватой полоской вдоль края. Взглянув на отметину, я перевернул банкнот. Он был запачкан с обеих сторон почти до половины. Что бы это могло быть? Казалось маловероятным, что банкнот вышел с таким пятном из подвалов Казначейства, разве что они там теперь вместо краски используют кровь налогоплательщиков.

В полпятого пополудни я в одиночестве торчал у окон, высматривая очередного покупателя, когда подкатила какая-то машина и остановилась напротив одной из витрин. Мельком взглянув на номера, я понял, что автомобиль из Санпорта, но его водитель отнюдь не производил впечатления обычного посетителя, а тем паче потенциального покупателя. По крайней мере в настоящее время он явно не собирался на рыбалку. На нем был летний костюм голубого цвета, белая рубашка, светло-голубой галстук и панама с серой лентой. «Торговец», — подумал я.

Мужчина взял с сиденья портфель и вошел в магазин. На вид ему было лет пятьдесят, темные волосы тронуты сединой на висках, взгляд спокойных карих глаз проницательный.

— Добрый день, — приветствовал я, — чем могу быть полезен?

— Мистер Годвин? — любезно осведомился он.

— Совершенно верно.

Он положил портфель на прилавок и протянул мне черные «корочки», внутри которых находилась идентификационная карточка.

— Рамси, — представился он. — Федеральное бюро расследований.

Наверное, любой на моем месте в первую долю секунды испытал бы то же самое сосущее чувство под ложечкой, размышляя, какое же он совершил преступление, чтобы ФБР заинтересовалось его персоной. Но ощущение проходит сразу же, как только до вас доходит, что это всего лишь рутинная проверка. Ваш старый приятель Джулиус Бананас устраивается на работу — вести счет чашкам кофе, что выпивают сотрудники госдепартамента, и они хотят выяснить, не коммунист ли он и каковы его взгляды на фундаментальные ценности, например отношение к девушкам.