Чарльз Вильямс - Мертвый штиль - Женщина из захолустья. Дядюшка Сагамор и его девочки. Мертвый штиль

— Но Харм рассказал ему…

— Шериф уже объявил во всеуслышание, что сам все обнаружил. Тут, верно, есть еще что-то. Но подождем до завтра.

Я испустил глубокий вздох:

— Господи, хоть бы они больше не ввязывались в политику! А почему вы спрашивали, сколько там бутылей и какие у них крышки?

— Это когда я понял, что Сагамор никакого самогона не гнал, виски не делал.

— Что?

— Дней восемь назад я ему курил двадцать четыре пинты в Поттере. Когда ты мне рассказал, я сложил всё с теми четырьмя, что Сагамор разбил, да еще с одной, что была у Кудрявого, да с той, что забрал Бугер у пьяницы. Вышло как раз двадцать четыре. Так что Сагамор ничего не делал. А запрятанный аппарат — просто надувательство.

— Вот это да! Чтоб мне пропасть!

— Думаю, завтра они вернутся поздно вечером.

— Почему?

— Ну, шериф все же человек честный и Сагамору многим обязан. Чтобы история никуда не просочилась, он не отпустит их, пока не закроются избирательные участки.

Мёрф был прав. Они вернулись лишь поздно вечером на следующий день.

На другой день приезжала миссис Хорн с девочками, и дядя Сагамор заплатил им за все их труды. Они остались весьма довольны и просили дать им знать, если он решит еще раз ввязаться в политику.

Но большинству людей в округе этого, видно, не хотелось. Всем дан был хороший урок, и все решили не связываться с ним. Я думаю, он только рад — он политикой особо никогда не интересовался.

Через два дня вернулась домой тетя Бесси. Это было здорово, хоть нам и пришлось снова перейти на вегетарианскую пищу. Такой уж у нее обычай: она решает, что вы должны есть, несмотря на то, больной вы или здоровый.

Между прочим, они нашли неисправность в своем аппарате, когда повезли его в город. Помните ту медную трубку, что шла понизу водяного бака? Оказалось, это просто латунный выступ.

Выборы? А, ну да! За Кудрявого подали семь голосов. Все даже удивились, пока не поняли, что это голоса отсутствовавших. Они проголосовали неделей раньше. До того собрания то есть.

DEAD CALM

Закончив дела на палубе, Ингрэм спустился вниз и лег спать. Проснулся он на рассвете, то есть менее чем через четыре часа. Открыв глаза, он повернул голову и в полумраке каюты увидел спавшую на противоположной койке жену. На Рей была надета короткая хлопчатобумажная пижама без рукавов. Обхватив обеими руками подушку и разметав по ней свои рыжевато-русые волосы, она лежала на животе, повернувшись лицом к мужу. Даже во сне ее ноги были слегка расставлены и согнуты в коленях, как на палубе во время качки. За все это время она ни разу не выразила мужу своего недовольства, если не считать резкого словца, отпущенного ею в тот момент, когда чуть было не обожглась у плиты. А ведь от долгого пребывания в море, подумал Ингрэм, некоторые становятся очень раздражительными. Бесконечное скольжение по воде, частая качка, шум работающего двигателя, а также постоянное перекатывание предметов в ящиках и шкафчиках быстро выводит их из себя. Однако все эти неудобства Рей воспринимала вполне спокойно. Как сказала она, они проводили медовый месяц, никуда не спешили, и их уединенность от остального мира измерялась в миллионах квадратных миль.

Самого Ингрэма все шумы на яхте нисколько не беспокоили, и тем не менее каждый отдельный звук этой привычной для него какофонии скрипов, толчков и шорохов улавливался им, профильтровывался в его сознании, критически оценивался, и по любому отклонению в них от привычной нормы он мог судить о неполадках на судне. В этот ранний час на палубе все было тихо, ничто на ней не стучало и не хлопало — все было надежно закреплено и зафиксировано. Из камбуза доносилось дребезжание стоявшего на плитке чайника, на полке, висевшей над мойкой, тихо позвякивала посуда, а в ящике стола перекатывался карандаш. Яхта при покачивании на воде слегка поскрипывала, но это было вполне нормально. Если судно жесткое, то оно разрушилось бы при любом состоянии моря, как врезавшийся в стену автомобиль.

Часы пробили четыре раза. Ингрэм сладко потянулся. «В шесть утра уже станет совсем жарко, — подумал он, — а на море по-прежнему мертвый штиль. Слава Богу, что нам еще вчера удалось покинуть этот «цитрусовый рай». Дувший в течение шести часов легкий бриз должен был отнести их яхту по крайней мере еще миль на двадцать пять.