Александр Бородыня - Эмблема печали

— Добрый день. Вы можете говорить по-английски или по-французски, — предложила Марина.

— Спасибо. — Баритон охотно перешел на французский, и французский его оказался с ужасающим акцентом. — У меня для вас есть маленькое конфиденциальное поручение. Я должен вам сейчас продиктовать телефон для связи. Включаю кодирующее устройство.

— Сейчас! — Марина вложила трубку в пазы транскодера и сняла другую трубку. — Можете говорить. Я включила.

— Очень хорошо… Вы должны записать телефон. Это здесь, в Москве. Агента зовут Петр Петрович.

— А фамилия у него есть какая-нибудь, у этого человека? — с явным раздражением спросила Марина на чистейшем французском языке.

— Вам не нужна фамилия. Только имя. Петр Петрович. У меня все для вас. Возьмите карандаш и запишите телефон. Вам нужно связаться с ним в течение этой недели в любой день с тринадцати до четырнадцати часов.

Повесив трубку, Марина посмотрела на часы, было двадцать минут второго. Не раздумывая, она набрала номер.

— Я вас слушаю, — сказал голос без всякого акцента.

— Петр Петрович? — спросила Марина.

— Да, он самый, — весело отозвалась трубка. — С кем имею честь?

— Меня зовут Марина Владиславовна, мне ваш телефон дал один общий знакомый…

— Понял, понял! — перебил веселый голос. — Нам с вами нужно встретиться.

— Когда?

— Да уж чем раньше, тем лучше. Сегодня вы как, Марина Владиславовна?

— Часа в четыре устроит?

— Вполне!

— Где мы встретимся? В конторе?

— Упаси Боже! Давайте где-нибудь в городе.

«Поеду в больницу. Если я сейчас выйду, — соображала Марина, — минут через пятнадцать буду на Пироговке. Нужно договориться о встрече где-нибудь рядом. — Сердце ее болезненно стукнуло. — Что я ему скажу?.. Господи, как я хочу увидеть его!»

— Давайте раньше, — сказала она в трубку. — Скажем, в половине четвертого у входа в метро «Спортивная», устроит вас?

Если на похоронах Чухонцева было еще достаточно тепло, то буквально неделю спустя ноябрь вошел в силу. Жесткий, бесснежный, он закрутил ветром гарь и пыль по московским улицам, начисто сметая в дома всех желающих прогуляться. После ночных заморозков образовался гололед, и увеличилось на дорогах число аварий.

Как и всем начальникам отделов, Марине Владиславовне вместе с новой должностью был предоставлен и соответствующий служебный транспорт, с виду это была обычная потрепанная «Лада» — белая краска немного попорчена, на левом крыле вмятина, сиденья в салоне потерлись, на желтой коже какие-то пятна. В общем, с виду машина без излишеств, но бронированная плита, установленная в основании кузова, специальная подвеска и мощный форсированный двигатель делали ее высокоустойчивой и сверхскоростной. При необходимости на такой машине можно было догнать специализированный полицейский «мерседес», а при определенном умении и остановить его.

Договорившись о встрече с Петром Петровичем, Марина сразу вышла из здания на Лубянке. Ветер обжег лицо. Марина взяла машину со стоянки и направилась в больницу. Генерал выполнил свое обещание, дело фирмы «Спектр» вернули на доследование в ФСК, отняв его у прокуратуры, и теперь ничто не мешало ей увидеть своего бандита.

«Зачем мне все это? — нарочно превышая скорость, думала Марина. Ледяной ноябрьский ветер, врываясь в открытое окно, колол ее щеки. — Что я ему скажу? Что? Он знает, что я работаю в контрразведке. — На обледенелом шоссе машина на такой скорости была почти неуправляема, и, прикидывая минимальный тормозной путь, Марина Владиславовна нарочно увеличивала риск, все нажимала и нажимала педаль газа, это успокаивало ее. — Коша знает, что это я всадила в него пулю, — думала она. — Даже если и не помнит, то уж догадался, наверно. Предложу ему официально работу информатора! А если он не согласится? А если он просто плюнет мне в лицо?»

Поставив машину на стоянке возле здания клиники, Марина прошла через черный ход и, никем не остановленная, быстро поднялась на лифте на четвертый этаж, где в одном конце располагалось реанимационное отделение, а в другом год назад устроили тюремный бокс для особо опасных преступников. Предъявив свои документы постовому на входе, она оказалась в помещении, странным образом соединяющем в себе черты роскошной клиники и тюрьмы. Здесь было тепло. Шум ветра остался за стеною снаружи. После бешеной гонки Марина будто провалилась в тихий аквариум, наполненный шепотом и шарканьем мягких подошв. Белизна, стерильность, промытые стекла, матовые неяркие лампы, тишина, как вата, навязчиво забивающая уши, и вдруг — лязг ключей и скрип открываемой решетки.