Владимир Гриньков - Когда умирает ведьма

Он поднялся из-за стола, бросил в рот кусочек печенья и дружески похлопал майора по плечу.

— Н-ну, ч-чего ты! — всполошился майор, обнаружив, что его оставляют с его бедами один на один.

— Удачи! — продолжал улыбаться Богдан.

— Б-Богдан! — произнес майор умоляюще.

— Ты же знаешь, как надо! — сказал Богдан.

Его улыбка вдруг стала злой, и теперь было понятно, что и прежде она доброй не была.

— А раз знаешь, — давай, шуруй, пока трамваи ходят! Только сам! Ладно? Без меня! И если у тебя с этой бабкой не получится, ты и по поводу всех других тоже ко мне не приходи. Я не люблю, когда меня используют по мере надобности…

— Я не использую! — хмурился майор.

— Все! До свидания!

— Б-Богдан! — вскинулся Пахарь.

Дожал Богдан майора. Дрогнул чертов заика! Только бы теперь не выдать своего торжества, пока этот козел за дверь не выйдет.

— Я все сделаю, только ты мне не мешай, — почти пропел Богдан, глядя на майора с отеческой заботой.

Пахарь кивнул — не без внутренней борьбы с самим собой, это было видно.

— Я по-подожду внизу, в-в машине, — сказал Пахарь. — Лад-дно?

— А чего тебе здесь скучать? Катерину ведь еще убедить надо. Сколько времени пройдет — я, например, не знаю.

Что-то уловил Пахарь за словами Богдана, посмотрел подозрительно, лицо Богдана было непроницаемо, и все же подозрения не оставили Пахаря и он сказал:

— Ты с К-Катериной п-полегче!

— В смысле? — спросил Богдан беззаботно.

— П-полегче! — повторил майор, набычившись.

— Ты опять меня напрягать будешь?

Вопрос прозвучал как угроза. Еще чуть-чуть — и Богдана уже не уговоришь ни за какие коврижки. Майор поиграл желваками, смолчал, только вздохнул тяжело.

Богдан проводил его до двери. В комнату Пахарь даже не заглянул, чтобы не расстраиваться, наверное.

— Ну, до встречи! — сказал Богдан.

Закрыл за майором дверь и мгновение стоял неподвижно, переживая миг неподдельного восторга. Он остался с ней наедине! Она там, в комнате, и сейчас он ей все объяснит.

Богдан вошел в комнату. Сидящая на стуле Катерина повернула голову.

— Он ушел. Ему срочно нужно, — сказал Богдан.

Не удивилась. Не спросила — почему ушел майор, не спросила — почему Богдан остался. С нею будет легко. Богдан приблизился, присел перед вдовой, стараясь, чтобы все его движения были непугающе плавными, и, глядя снизу вверх, произнес бархатным обволакивающим голосом:

— Как вы изменились, Катенька. Но в вас есть какое-то тепло, что-то такое завораживающее, что привлекает и манит…

Он уже взял кисть ее руки в свои ладони и держал ее с превеликой осторожностью, давая вдове возможность привыкнуть к этому ощущению. Продолжал говорить:

— Это хорошо, что мы с вами встретились, потому что я дам вам спокойствие. Вы ощутите тепло, вам будет хорошо и уютно…

Он нес какую-то околесицу, потому что слова не имели значения, вдова не слышала отдельных слов, она слышала музыку этих слов, ей важны были ритм и громкость, важно было только то, что способно ее убаюкать, загипнотизировать. Она должна была ощущать одно только спокойствие, которое ей дарил Богдан, и больше ничего. Он будто невзначай коснулся колена — она никак не отреагировала. Тогда он опустил руку, в которой держал ее ладонь, ей на колени и продолжал говорить. Его слова слились в шепот, потому что он волновался, в нем вскипала кровь, и он бы уже был решительнее, если бы не боялся все испортить. Руки уже касались ее бедер, он тянулся к ней, уже ощущая запах ее тела, продолжал что-то лихорадочно шептать, рука скользнула по женской груди, тут вдова встрепенулась, но он обнял ее крепко, взял в захват, не давая возможности сопротивляться, и зашептал прямо в ее растерянные глаза повелительно:

— Тише! Тише! Тише! Все хорошо! Милая моя!

— Не надо! — простонала она умоляюще и слабо трепыхнулась в его объятиях.

Но он уже нес ее к дивану и все шептал свое заклинание: «тиш-тиш-тиш-тиш».

— Не надо! — заплакала она без слез.

А Богдан уже положил ее на диван, навалился сверху, придавил, правой рукой тянул подол платья. Вдова скулила, он ее не слышал, он уже ощущал под ладонью тепло ее нагого тела — и тут у входной двери настойчиво заверещал звонок.

— Сука! — сказал Богдан и обмяк.

Звонок бесновался. Еще десять секунд промедления — и дверь будет выбита.

Богдан поднялся. Вдова свернулась калачиком, плечи ее сотрясались. Богдан взял куртку и пошел к двери. Щелкнул замком. За порогом стоял майор Пахарь.

— Ух-ходи! — сказал Пахарь, глядя в пол. — Н-не надо н-н-ничего!