Владимир Гриньков - Когда умирает ведьма

— Нет. Кто она тебе?

— Никто.

— Откуда ты ее знаешь?

— Я знать ее не знала, Богдан…

— До каких пор?

Наталья замешкалась с ответом.

— Кого ты знала до нее? — помог ей Богдан.

— Ее родителей.

— Кто они?

— Компаньоны.

— Чьи?

— Этого человека… Который меня… сюда…

— Твоего самца?

— Да, — сказала Наталья.

— И они что-то не поделили, — догадался Богдан.

— Да.

— Чем занимались? Что за бизнес?

— Я в их дела не лезла…

— Что за бизнес? — повторил Богдан.

— Они по искусству, — не слишком уверенно сказала Наталья. — Танцовщиц отправляли за границу.

— Проститутки? Живой товар?

— Это уже там на месте могло по-всякому пойти, — заупрямилась Наталья. — А отсюда их отправляли танцевать!

— Танцевать-фарцевать, — пробормотал Богдан. — В Турцию, наверное, отправляли, — предположил он. — Там много… э-э-э… поклонников русского искусства.

— В Турцию — это родители этой девочки, — сказала Наталья. — Это их было направление.

— А твой самец по каким направлениям специализируется?

— Европа. Голландия, Франция.

— Чего же они не поделили? Каждый бы окучивал свой огородик… С чего это они поссорились?

— Ну я не знаю, Богдан! — сказала Наталья с досадой, выдававшей нежелание углубляться в дебри опасной темы.

— Я хочу все знать.

— Зачем? — сердилась Наталья.

— Я хочу понять, каким ты боком прислонилась к этой истории и чем тебе лично все это грозит. При мне бабка сказала…

— Какая бабка?

— У которой эта девчонка жила…

— Бр-р-р! — произнесла Наталья, и Богдану показалось, что он даже в темноте увидел, как ее передернуло.

— Ты видел ее?

— Да. Страшная старуха.

— Страшная, — сказал в темноте Богдан. — И она сказала при мне, что все, кто девчонке желает зла — те умрут. Я ей верю.

— Почему? — обмерла Наталья.

— Она предвидит. У нее это получается. Это правда, поверь. Я на своей шкуре испытал. Она мне напророчила. И все совпало. Я не знаю, как она это делает, и знать не хочу, я только знаю, что если она сказала, что тут всех выкосит в одночасье, — это будет! И я хочу понять, каким ты здесь боком, потому что если и ты замазана и чем-то провинилась перед девчонкой — тебе не жить. Даже если я тебя отсюда увезу. Мы можем приехать в Хельсинки, зайти в любой магазин и демонстративно умыкнуть каких-то шмоток евриков на пятьсот, чтобы нас закрыли в полиции, и все равно она до тебя дотянется. Кто-то из сокамерниц ни с того ни с сего тебя возненавидит и задушит ночью подушкой, а если ты в камере будешь одна, то поперхнешься косточкой во время обеда и все равно умрешь, или тебя плитой придавит во время землетрясения…

— Перестань! — сказала Наталья. — И вообще, тут не бывает землетрясений!

— Это неважно, — отозвался из темноты Богдан, и в его голосе звучала обреченность разуверившегося в возможности спасения человека.

— Не оставляй меня, Богдан! — ужаснулась Наталья.

— Тебе есть чего бояться?

— Я желала смерти ее родителям.

— Что там было? — упрямо добивался Богдан. — Из-за чего весь сыр-бор разгорелся?

— Я познакомилась с этим человеком. Его фамилия Калмыков. Прости, что я тебе это говорю…

— Говори, говори! — торопил Богдан.

— Я сначала не знала, кто он и чем занимается. Но это все не важно. Важно с того момента, как я узнала поближе его компаньона.

— Отца этой девочки?

— Да. У них было общее дело, но они делили сферы влияния, не лезли на территорию друг друга. Однажды Калмыков мне сказал, что их с компаньоном мирная жизнь — только до поры до времени. Это правда, Богдан. Им уже было тесно. И из двоих должен был остаться кто-то один. Я его компаньона знала. Он урод, Богдан, он монстр. Он бы не оставил в живых ни Калмыкова, ни меня. Это был вопрос времени. Еще месяц, три месяца, год — не важно. И Калмыков это знал. Он стал бояться, он охрану нанял, но я ему сказала, что уцелеет не тот, кто лучше оборону выстроит, а кто первым нападет.

— Это ты предложила убить компаньона? После паузы — негромкий голос Натальи:

— Да.

Силуэт Богдана вырисовывался на фоне окна, и Наталье стало страшно, как в прошлую ночь, когда стрелял Михаил. Она повторила с мольбой в голосе:

— Не бросай меня! Ладно!

— Так вы убили его? — вместо ответа спросил Богдан.

— Я хотела этого, — каялась Наталья, — Я боялась, что он нас убьет. Я хотела, чтобы это сделал мой брат. Мне не на кого больше было рассчитывать. И я не воспринимала это как грех. Ему нельзя ходить по земле, такие люди не должны жить…