— Потом сочтемся. Следственная группа уже отбыла?
— Ага.
— Иван! — прозвенел в саду возбужденный голос Юлии. — Тут к нам пришли!
— Понятно, соседей опрашивают. Счастливо вам оставаться.
— Счастливо! — повторил Саша вслед, точно передразнивая бесстрастную, несколько высокомерную интонацию математика, и увлек Анну к дому. — Слушай, они заинтересовались Померанцевым.
— Кем?
— Ну, журналист, к дедушке ездил, я тебе рассказывал. Но пока они еще повестку пошлют… надо его перехватить.
— Ты хочешь найти убийцу? — загорелась Анна.
— А думаешь, я оставлю дело в их руках? Нет уж, сам найду выродка и накажу.
— Нет, мы вместе, я с тобой! Но что может знать журналист?
— А черт его знает! Хотя бы кассету возьмем, он записывал воспоминания деда.
— Они говорили о драгоценностях? — удивилась Анна.
— Не думаю… Но надо все проверить. О чем тебя Иван Павлович расспрашивал?
— Он не расспрашивал…
— О чем же вы говорили?
Анна не осмелилась признаться — о детской лужайке.
— Что я в тебя влюбилась.
— Ты ему рассказывала…
— Ты что! Я тоже терпеть не могу развратных людей.
— Развратных? — уточнил Саша озадаченно.
— Ну, ты же сам говорил, и в нем чувствуется, понимаешь…
— Он к тебе приставал?
— Да нет же! Мы прямо сейчас поедем?
— Я один управлюсь, а ты…
— Ишь ты, хитренький!
Он улыбнулся.
— Прости, Аннушка, я даже как-то забыл про тебя.
Саша не знал, где живет Филипп Петрович Померанцев, но телефон был ему известен: как-то он звонил журналисту по поручению деда и имел обыкновение запоминать цифры, вообще обладал аналитическими способностями, да только академик был резко против научной карьеры внука. «Ты не будешь сидеть в ядерном подполье, а объездишь весь мир». Как часто близкие жаждут отыграться на своих потомках, воплотив в их судьбе собственное, несбывшееся, потаенное.
Они позвонили из привокзального автомата, и спросонья, застигнутый врасплох («еще тепленький», по выражению Саши), журналист согласился на встречу, выдав адрес в Сокольниках.
В богемной обстановке нестарого холостяка (разброс, раззор, будто Мамай прошел, портьеры задернуты, одежды разбросаны, на стеклянном столике со вчерашнего остывшие огарки, иностранные бутылки, и бокалы, и осколки от них) хозяин предложил юной парочке увечные кресла, сам разлегся на кровати, на мятом атласном покрывале, и сказал сонно:
— По телефону я так и не понял, чем обязан вашему визиту.
Саша объяснил с присущей ему выдержкой:
— Александр Андреевич был убит сегодня ночью.
Журналист поднял тяжелые веки — неожиданно очень живой, проницательный взгляд.
— Ребят, вы меня не разыгрываете? — тут же поправился: — Да нет, что я! Конечно, нет. Неужто шпионаж?
— Непохоже. Исчезли наши драгоценности.
Филипп Петрович (этакая рыжая, с коричневой кожей, привлекательная обезьянка) резво подскочил к стеклянному столику и выпил виски.
— Головка со вчерашнего. Вы не хотите?.. А вы, мисс?.. — Упал в кресло, вытянул ноги, закурил.
— Филипп Петрович, вас дедушка угощал коньяком?
— А?.. Было дело, — отвечал журналист рассеянно. — Я сразу заприметил бутылочку. Армянский.
— Где?
— Коньяк где? На секретере. А что?
— Наверное, деда от вас его в секретере запер, а следователь меня в пьянстве обвинил.
— От меня, каюсь. — Он говорил отстраненно, о чем-то усиленно соображая. — У вас были драгоценности?
— Дедушка дарил моей матери.
— А, помню. — Журналист помолчал. — Полина, — произнес вдруг медленно, с неким оттенком чувства.
— Вы ее знали?
— Вместе учились на журфаке. — Филипп Петрович опять выпил, совсем оживая. — Тут вот какое дело. Я вспомнил про Вышеславского… ну, вы понимаете; сейчас — пока что краткий курс! — все можно. Тайны становятся явью, и надо ковать железо.
— Вы задумали написать про него книгу.
— Да вы ж в курсе, вы ж с академиком меня в роще вашей встретили, помните?
— Помню. Он готовился к интервью.
— Преступника поймали?
— Нет.
После паузы журналист поинтересовался:
— Как его убили?
— Перерезали горло.
— Не может быть! — Последовала третья порция виски, руки у выпивохи тряслись. — В саду?
— В кабинете.
— Саша, сочувствую, и всякое такое… и чем могу помочь?
— Отдайте мне кассету с вашим интервью.
— Зачем? Я не отказываюсь от своего замысла. — Журналист широко распахнул глазки. — Открываются новые перспективы.
Читать дальше