Ольга Чайковская - Болотные огни

- Если бы не Борис, - сказал он,- я бы и вовсе не догадался.

- При чем же здесь я? -вставил Борис.

- Ты рассказал мне про девочку, которая тащит за собою смерть. Помнишь?

Еще бы не помнить! Борис потом видел Машу раза два в клубе, в самые горячие дни, когда у него не было и минуты свободного времени. Девушка проходила мимо него очень быстро, не поднимая глаз, ему казалось, что она жалеет об их разговоре и хотела бы его забыть.

- Как же ты все-таки догадался?

- Видишь ли, Пашка, понять, что дело в женщине, было нетрудно. А вот какую роль она здесь играет и в чем тут суть, над этим пришлось поломать голову. А потом я сообразил…

- Что Водовозов сдрейфил.

- Знаешь, друг мой, бывают случаи, когда самый дорогой человек как раз и не может помочь… как бы тебе сказать, он стоит слишком близко для этого. Тебе казалось, что ее нельзя взять и увезти, и в самом деле, с тобою бы она не пошла, так как именно за тебя и боялась. А вот стоило появиться мне, человеку ей чужому, и я показался ей Георгием-Победоносцем. Встретиться с ней помог мне Ряба. Я сказал ей: «Все будет в порядке, сидите дома, никуда не выходите и не пугайтесь, когда в ваш дом придут с облавой и арестуют именно вас». Это было в день, когда ты пропал. Я понял, что нельзя медлить. Она сидела дома и ждала. И хотя я послал за нею Рябу, который, предъявляя ордер, наверно, прижимал руку к сердцу и улыбался, она от страха не смогла сказать, как ее зовут.

Водовозов по-прежнему смотрел в потолок.

- Бедняга, - сказал он.

- А кто же еще, - ответил Денис Петрович.

- Я думал было выпустить ее на суд, - продолжал Берестов, - но она была в таком состоянии, что об этом не могло быть и речи. Но это еще не все. Оказывается, она решила идти ко мне и все рассказать, а так как была уверена, что я непременно всех тотчас расстреляю, то приготовилась к смерти. В этом уж, Пашенька, твоя заслуга. Это ты ей так меня расписал. Ну да ладно. Правда, какая-то вера в меня у нее все-таки была, она надеялась, что, рассказав мне правду, тем самым спасет тебя. Зато уж в собственной смерти была уверена. А когда рассказывала, твердила через каждые пять слов: «Он ничего не знал. Все я, одна только я». И, чтобы я лучше понял, добавила: «Я офицерская дочь, и я это сделала».

- Вот бедняга, - повторил Водовозов.

- Когда вы читали на суде это письмо, - сказал Борис, - мне казалось, что вы делаете очень опасный шаг.

- Еще бы, - спокойно ответил Денис Петрович,- но я рассуждал так: во-первых, другого выхода у меня практически нет. Во-вторых, землянку нашел, в конце концов, Павел, без него и без Маши это дело, может быть, и вовсе не было бы распутано. Суд не мог этого не учесть.

- А Морковин? - спросил Борис.

- Да, это опасность, - так же невозмутимо ответил Денис Петрович, - это всегда опасность. Сейчас он, конечно, будет тише воды, ниже травы - некоторое время, но Морковин есть Морковин.

- Это вроде профвредности, - сказал Борис.

- Нет, - медленно сказал Водовозов, - я наше дело люблю. Я люблю, когда идешь ночью по чердаку, темень, и ты знаешь, что в ней может быть смерть. Идешь весь собранный, сам себя чувствуешь! Как в мороз. Хорошо!

- А, заговорил, - откликнулся Денис Петрович. - А помнишь конные атаки?

- Еще бы мне не помнить! Ветер! Конь под тобой. .. И ты в лавине, а впереди…

- Это впереди. А позади мясо наворочено и потроха.

- Денис Петрович, - приподнимаясь на локте, сказал Водовозов, - ты, часом, не в монахи ли собрался?

- Нет, - улыбаясь ответил Берестов, - просто ц постарше. И поумней.

- Да как же нам было иначе?

- Да никак, конечно. Все было правильно. Но кроме «кони, ура, к победе!» хорошо бы помнить и о том, как выглядит поле боя после атаки. Помнишь, Борис, мы с тобою видели, как Кукушкина вела по улице спекулянтов. Вела и глядела по сторонам. И упивалась властью. Наше дело и необходимо, и благородно по целям, его нужно любить, но…

- Что «но»?

- Не следует слишком входить во вкус.

- Сложное положение, - усмехнувшись, сказал Водовозов.

- А ты думал, - ответил Берестов.

«Вот все и отошло, - говорил себе Борис, - вот все и отодвинулось куда-то. Осталась одна могила, заросшая косматой травой. Она-то на всю жизнь».

Они с Берестовым возвращались в розыск.

- Знаешь, - сказал Денис Петрович, - недавно один парень из губкома рассказал мне о ней целую историю. Он знал Леночку по фронту. Наши войска входили в один город, из которого белые уже драпанули, а госпиталь вывезти не поспели. Вернее, осталось в нем несколько солдат и два-три офицера. А Ленка была тогда при санитарном отряде, они прибыли в город первыми, чтобы подготовить место для лазарета. И вот узнаёт она, что какие-то субчики в папахах, называющие себя красноармейцами, собираются раненых кончать. Кажется, это были дезертиры, которые, в ожидании наших частей, собирались таким манером перед нами выслужиться. Примите, мол, нас в объятья, мы сами белых прикончили. Темное, пьяное зверье. Всякое бывало. А в лазарете, кроме одного врача и трех нянек, никого. И Ленка с ними - не то комиссар, не то квартирмейстер, не то охрана. Что делать?