Мария Долонь - #в_чёрном_теле

Она прошла на кухню, заварила травяной сбор, поставила чайник прямо на широкий мраморный подоконник. Скоро листья совсем закроют высокий второй этаж дома, и не будет видно ни машин, ни дома напротив, ни чужой ненужной жизни, ни суеты переулка.

Её первый в жизни вид из окна был совсем другой. Чахлые низкие клёны где-то далеко внизу, блочные девятиэтажки и круглое синее небо. Она любила забираться на широкий кухонный стол, упиравшийся краем в стекло, и растопыривать руки в стороны. Ей казалось, что она птица, которая кружит в небе, трогает пальцами-крыльями влажные и тёплые облака. Бабушка сходила с ума от страха. Сгребала её со стола и говорила, что в следующий раз возьмёт её к себе, только когда сделает решётки на окнах. Но решётки так и не появились. А бабушка всё равно забрала её, потому что родители слишком шумно разводились. Согласны они были только в одном: для ребёнка будет лучше временно пожить у бабушки. Временное превратилось в постоянное. И стало первой настоящей удачей в её жизни.

Любимым воспоминанием детства были бабушкины рассказы, Туми их слушала, привалившись к уютному боку и накручивая на палец бахрому старого платка. История всегда начиналась в Харбине, где прадед Туми, Михаил Васильевич, работал инженером-путейцем на КВЖД, а в свободное время играл на трубе с самими братьями Лундстремами.

– Отца в городе любили, – говорила бабушка. – Везде он был желанным гостем.

В 1935 году КВЖД продали японцам, семья переселилась в Казахстан. Братья Лундстремы со своим оркестром поехали в Москву, но оказались в ссылке – в Казани. Мудрый Михаил Васильевич, хоть и беззаветно любил музыку, рассудил, что от центра лучше держаться подальше. Но разнарядка НКВД настигла его и на окраине советской империи – по обвинению в шпионаже в пользу японцев Михаила Васильевича арестовали и через три дня приговорили к расстрелу.

И вот тут начинались чудеса. Приговор приводили в исполнение в местечке под названием Албасты Сай – овраг, где водится нечисть. Эти слова в бабушкином пересказе звучали страшнее любого проклятия ведьм. И стали тайным заклинанием для Туми. «Албасты сай», – шептала она, когда ей было жутко одной в темноте. «Албасты сай», – говорила, когда вытягивала экзаменационный билет. «Албасты сай», – бормотала под нос перед тем, как выйти на сцену.

То ли эта самая нечисть, то ли счастливая случайность спасли её прадеда от смерти. Расстрельной работы в те времена было много, и даже если конвоиры после приведения приговора в исполнение слышали стоны раненых, то берегли пули – для следующей партии обреченных. По опыту знали, что из этого оврага никто не возвращался.

Но раны Михаила оказались не смертельными. Он выбрался из-под тел убитых, дополз до ближайшего хутора и потерял сознание на пороге чужого дома. Там жила семья счетовода Эркена, и казахи, несмотря на безумный риск, спрятали Михаила и выходили его.

– Они просто не побоялись открыть дверь и втащить еле живого врага народа в дом. С этого момента, – рассказывала бабушка, – начинается вторая жизнь нашего рода.

Когда Михаил окреп, он вышел на центральную улицу посёлка и направился прямиком в НКВД, потому что не собирался всю жизнь прятаться по подвалам, как червь. И вот тут произошло второе чудо – реабилитировать его, конечно, никто не стал, но местное начальство рассудило, что казнить два раза нельзя. Михаила отпустили с миром. Туми, которая была последняя в роду, как реликвию, хранила характеристику Михаила Васильевича с абсурдной записью: «…образованный, коммунист. И даже после расстрела честно служил своей родине».

Жизнь связала Михаила с Эркеном не только историей чудесного спасения. Проработав несколько лет учителем музыки в школе, Михаил женился на Агнешке, светловолосой учительнице математики. Теперь две семьи дружили домами. Бабушка любила говорить, что познакомилась со своим женихом, сыном Эркена, прямо в колыбели.

– Мы друг без друга жизни не могли представить, – говорила она, убирая внучке чёлку со лба, – вот и поженились, когда время подошло. Только представь, сколько в тебе намешано!

По воле деда Михаила в доме всегда звучала музыка. Бабушка стала фольклорной певицей и мечтала, что Туми, у которой оказался абсолютный слух, пойдёт по её стопам.

Именно бабушка после переезда в Москву нашла для внучки хорошего педагога по «народному» вокалу. Но Туми этого было мало. Втайне от бабушки она собрала свою рок-группу. В девятом классе из Анели Тумишевой превратилась в Туми. Борька, их гитарист из параллельного класса, придумал. Ты, сказал, как Туми Иши – пирамидка из камней по-японски. Так и прилипло. Исполняли они в основном каверы. Борька даже договорился, чтобы их пускали поиграть в «Пятнадцать центнеров», на один вечер в неделю – за пиво.