Джефф Зентнер - Дни прощаний

Когда я слышу эти слова, то чувствую, будто мне под ногти впиваются стальные осколки.

– Все, с чем возникнут вопросы, в мусор. Я буду в кабинете, когда закончишь.

– Сэр, вы хотите что-нибудь оставить?

– Белые для мусора. Черные для благотворительности. Ты видишь мешки третьего цвета? – У него такой вид, будто он разговаривает с глупым непослушным ребенком.

– Нет, сэр.

– Еще вопросы?

Я качаю головой и устало тащусь наверх. Если бы я мог показать ему, насколько абсолютную победу он одержал. Физически. Психически. Теперь пытается эмоционально. И могу сказать, что у него получится.

Некоторое время я стою у двери в комнату Марса, набираясь смелости. Затем вхожу. Запах нестиранной одежды и протухшей еды сильно бьет в ноздри, словно дверь не открывали месяцами. Возможно, так и есть. Эта комната разительно отличается от холодного порядка и стерильности в остальной части дома. Но в действительности в комнате Марса всегда примерно так и пахло. Она была его островом – теперь необитаемым. Меня накрывает волна грусти.

Судья Эдвардс сделал так, что даже в его отсутствие я буду сегодня страдать.

Я ослабляю галстук, снимаю его и пиджак и кладу их на незаправленную кровать Марса. Закатываю рукава и начинаю с одежды, лежащей на полу.

Возможно, в одной из этих футболок он был в тот день, когда Соусная Команда получила свое название.

Возможно, в одной из них он был на беличьем родео.

Возможно, вот на эту он случайно выплюнул бутерброд, когда Блейк показал нам свое новое видео.

Перед тем как положить футболки в черный мешок, я прижимаю каждую из них к лицу и вдыхаю их запах. Чистый и приятный смешанный запах пота, дезодоранта «Old spice» и порошка «Tide». Я умоляю часть мозга, отвечающую за обоняние, запомнить этот запах, чтобы я мог вызвать его снова, ведь другого случая у меня уже не будет.

Каждый упавший предмет одежды напоминает мне сказочных кукол, из которых высосали жизнь. Вскоре вся одежда с пола оказывается в мешках. А затем и та, что лежала на кровати.

Выгребая вещи из-под кровати, я нахожу миску с заплесневевшим ореховым маслом. Это была любимая закуска Марса. Он смешивал ореховое масло с кленовым сиропом и макал туда хлеб. Мы чуть не умерли со смеху, когда узнали.

– Чувак, это самая убогая закуска из всех, о которых я слышал, – задыхаясь, говорит Эли между приступами смеха.

– Серьезно, – продолжаю я, – почему бы тогда просто не съесть банку мороженого?

– По крайней мере я не ем спагетти с кетчупом и горчицей, как вы, придурки. – парирует Марс.

Блейк смотрит на меня и пожимает плечами.

– Я рассказал ему о рецепте, который мы придумали. Он был хорош.

– Чувак, никому больше об этом рецепте никогда не рассказывай.

Миска отправляется в белый мешок.

Я снимаю его комиксы и графические новеллы с полок и кладу в черные мешки для благотворительности.

Складываю мешки в коридоре, чтобы у меня было побольше места.

Вот что мы оставляем после себя.

Затем я начинаю разбираться в шкафчиках. Больше одежды. Больше черных мешков. Предпоследний ящик забит наполовину использованными принадлежностями для рисования. Белый мешок.

Я открываю последний ящик. Он до отказа забит рисунками Марса. Я знал, что с этим столкнусь, и даже удивлен, что не столкнулся раньше. Но все равно я не готов их увидеть. Если одежда Марса была его телом, то теперь мне предстоит разбираться с его душой.

Сидя на полу и упершись спиной в кровать, я закрываю лицо руками и плачу. Я снова говорю Марсу, что мне жаль. Потом внимательно просматриваю рисунки – страницу за страницей, тетрадь за тетрадью с набросками персонажей. Он постоянно практиковался. Судья Эдвардс прав – Марс любил совершенство. Он не был слабаком.

Я нахожу рисунок братьев и сестры Марса.

Рисунки пары девчонок из школы.

Рисунок Соусной Команды.

Затем мне попадается что-то, чего я не узнаю. Это выглядит как какая-то единая, последовательная и незаконченная графическая новелла. Называется «Судья». Я пролистываю рисунки. Судя по всему, это об афроамериканском судье, который борется с преступным миром, как какой-то супергерой в коррумпированном городе, напоминающем Готэм.

Неожиданно у меня в голове проносится образ Хиро. Но не летящего в небе на механических журавлиных крыльях. Вместо этого я вижу его, противостоящего главе Nissan со своей идеей, которая, по его мнению, спасет жизни людям. Я вижу его, защищающего свою идею с руками, полными расчетов и документов.