И все же, хотя ему и не велено было пользоваться официальными источниками, на старые дружеские связи никто запрета не налагал. Он дотянулся до телефона и набрал номер.
— Алло? Полицейское управление Кельна? У меня есть шанс найти Штосселя в его кабинете? Возможно, еще не уехал? Тогда соедините меня с ним прямо сейчас, пожалуйста. Алло? Хайнц? Как там твои ковбои?
Ответом на вопрос был продолжительный, полный неподдельной муки стон.
— С каждым годом все хуже и хуже — мусорщики клянутся, что объявят забастовку, трое таксистов были избиты, сто сорок семь автомобилей ограблено, а счета за разбитые стекла уже достигли астрономической суммы. А страховые компании отклоняют все претензии пострадавших во время карнавала — говорят, что это событие вполне подходит под определение «гражданская война».
— А как у тебя обстоят дела с пропавшими людьми?
В трубке воцарилось кратковременное молчание.
— А почему ты спросил? Есть у меня один неприятный случай, но до тебя вроде бы это еще дойти не должно. Ты ясновидящий или как? — Голос немца внезапно стал громче: — Не можешь девчонку отыскать, так?
— Нет, я потерял мужчину.
— Ну, тогда ты обратился не по адресу, сынок. У нас пропала девушка — и пресса пронюхала об этом прежде, чем мы успели что-либо узнать и предпринять.
— Да уж, плохи ваши дела.
— Еще хуже, чем ты думаешь, — мы нашли ее одежду в лесу. Представляешь себе заголовки — «Исчезновение обнаженной красавицы»?
— А зацепка какая-нибудь есть?
— Да, но очень неубедительная. Бармен видел ее вечером в Розовый Понедельник с каким-то типом, которого он описал как «мужчину среднего возраста». Ну а теперь поведай мне о своих злоключениях. Никаких сигналов от вас я не видел, но, честно говоря, был так занят, что и не смотрел на телетайп.
— Вам об этом и не сообщали. Это дело конфиденциального свойства. Пропавший — миллионер.
Стон разочарования.
— И я полагаю, что он красавец среднего возраста, так?
— Думаю, что его вполне могли бы описать и так — бармен, например. Но шутки шутками, а у меня нет вообще никакой зацепки. Единственное, что название Кельн встретилось мне уже три-четыре раза, а это явно неспроста. А еще, прежде чем этот человек пропал, в его последних разговорах упоминался карнавал.
— Значит, был кто-то еще.
— Ты веришь в совпадения, старик?
— Фотографии у тебя есть?
— В кармане.
— И все же этого не слишком много, а? Красивый мужчина средних лет. Ты с таким же успехом мог сказать, что это был человек в костюме пастуха, со стаканом пива в руке.
— Я собираюсь прилететь к тебе.
— Ты что, серьезно?
— Все мои расходы оплачиваются.
На дальнейшие разговоры Ван дер Вальк был не способен ни с кем, даже с Хайнцем Штосселем, который смог бы понять все. Его занимали две вещи. Первая — сильнейшее желание оторваться от земли; уже двадцать четыре часа его не покидало чувство, что он бежит, бежит, бежит, но остается все на том же месте. Вторая — страстное желание как следует поразмыслить. Как игрок в покер, у которого в руке пригоршня дрянной карты, он скидывает три, и у него остается две жалкие червы, с замиранием сердца он тянет три новые карты, осторожно переворачивает их одну за одной, подносит к своему нервно дергающемуся носу, страстно желая, чтобы это были три червы. И в результате ему везет: это оказываются они самые — желанные червы.
Он позвонил в аэропорт; на вечерний самолет мест нет, но есть одно на полуденный. Не мешкая, он торопливо отправился домой собирать сумку, уже слегка жалея, что поддался этому внезапному импульсу, — ведь это означало, что вместо прекрасного обеда, приготовленного умницей Арлетт, он получит пластиковый поднос с заливным, сделанным неизвестно из чего сухим салатом и огромным пирожным со взбитыми сливками, похожим на кусок тонкого картона, который хранили в холодильнике. Знает он эту аэропортовскую кухню!
Ему не очень-то верилось в то, что мистер Маршал мертв; ему не верилось в то, что этот миллионер ввязался в какое-то преступление, — он просто не мог смириться с таким предположением. Однако по причине того, что он услышал эту нелепую историю о раздетой девушке и мужчине среднего возраста, он твердо решил отправиться в Кельн.
В Кельне его ждало сообщение от Хайнца. Он отправился домой немного поспать и предлагал Ван дер Вальку встретиться вечером, в шесть, в «Рейн-Террас». Здесь же излагались довольно скудные имевшиеся факты.
Девушка семнадцати — восемнадцати лет, ее имя Дагмар Швивельбейн — нормальное немецкое имя, ничего смешного. Свидетели описали ее как более чем привлекательную. Имелись и фотографии, но они были несколько вводящими в заблуждение, потому что девушка сменила прическу, выщипала брови и сделала еще массу вещей, которые так не одобряют родители. Родители ее были простыми, честными людьми. Отец служил клерком в страховой компании, симпатичный человек с лицом не обезображенным интеллектом. У нее есть старший брат, который в данный момент служит в армии, девушка жила дома с родителями. Они, конечно, от горя чуть не потеряли рассудок. Они воспитали девочку простой и чистой; она всегда была послушной и честной маленькой немецкой девочкой с прекрасными вьющимися локонами, в передничке с кармашками в виде сердечек. Она, конечно, с неба звезд не хватала, но была достаточно разумной и прилежной для того, чтобы успешно закончить школу. Она получила хорошую работу в магазине спортивной одежды. Она никогда не уезжала из дому вплоть до последнего года, когда отправилась отдохнуть на зимние каникулы с двумя подругами; ее хобби была гимнастика, а еще она с ума сходила от лыж. У нее никогда не было постоянного приятеля, хотя она время от времени ходила в кино с разными молодыми людьми. В общем, простая, хорошая, невинная девушка.
Читать дальше