— Я был таким же преданным, как и она, мистер.
— Она была верна своему долгу?
— Кто-то обманул ее однажды, скверным образом. Я сказал вам, что не знаю кто. Может быть, тот человек. Но я никогда не слышал, чтобы она сказала хоть одно несправедливое слово ребенку.
— Я бы с удовольствием ни о чем вас больше не расспрашивал, поверьте.
— Эстер умерла. Я не могу этого изменить, как и вы. Оставьте ее в покое. Это единственное, чего бы она хотела — и о чем просила бы.
— По-человечески я с вами согласен. Как давший присягу, находящийся на государственной службе и выполняющий приказы, как и вы, — я не могу этого сделать. Но я сделаю все от меня зависящее. Вот увидите. Что вы решили относительно Рут? Вы говорили со своими родственниками?
Зомерлюст опять покраснел. Похоже, что Ван дер Вальк вынуждал его унижаться.
— Они не согласятся взять ее, — с болью сказал он. — Я должен подумать, что смогу сделать.
— Вы могли бы снова жениться.
— Нет, — медленно ответил он. — Я не могу просить другую женщину согласиться… при такой ситуации, — неубедительно закончил он.
— Хотите… — теперь настал черед Ван дер Валька заговорить с запинкой, — я сделаю вам одно предложение? Если вы мне позволите, я бы удочерил Рут. — Он не предполагал, что скажет все так напрямик. Это было лишь смутное намерение. Он и сам изумился не меньше, чем бедный старина Зомерлюст.
— Как вы… С чего это?
— Моя жена — француженка. У меня два парня — они уже более или менее взрослые. Дома не живут. Это можно было бы сделать.
— Мистер… вы не знаете, во что можете впутаться. Вы не знаете…
— Как и вы.
— Я сделал это ради Эстер.
— В каком-то смысле и я тоже.
— Вы совсем не такой, каким я себе вас представлял.
— Хотите сказать, что я — мерзавец? Плохо же вы обо мне думаете.
— Нет… вы хороший человек.
— Не могу с этим согласиться. На такой работе, видите ли, мало хороших людей. И возможно, еще меньше плохих.
— Мне надо подумать над этим.
— Конечно. Вернемся к Эстер. Родилась во Франции, где-то в угольных краях. Югославского происхождения. Вам известно что-нибудь об этом? Была у нее семья?
— Я не знаю. Она никогда не говорила на эту тему. Никогда не упоминала ни о какой семье. Она считала себя француженкой. Я спрашивал — но без толку. «Принимай меня такой, какая я есть, — говорила она. — Просто человеком, который всегда идет за армией».
— Что она имела в виду?
— Я думаю, то, что она всегда работала среди военнослужащих. Она была специальной военной медсестрой — медсестрой воздушно-десантной санитарной авиации. Кажется, их называли «Ипса». Она умела прыгать с парашютом. Я служил в Корее… вы знаете? Ну а она — в Индокитае. Вы спрашивали, что нас двоих связывало. Так вот это и связывало. В каком-то смысле. Она носила военную форму с какой-то эмблемой. Французской. Я не знал точно с какой.
— Что это был за лагерь — французские части там были?
— Лагерь находился в распоряжении НАТО — кого там только не было. Много разных частей: инженерные, парашютные, кавалерия. Территория размером с Голландию, голая, сухая… Не сельскохозяйственные земли. Местность, пригодная только для маневров и очень… скалистая.
— Вам нравились французы… ладили с ними?
— Нет, не выношу гомиков.
Ван дер Вальк усмехнулся про себя. Голландцы всегда не переносили французов.
— Они что же, никудышные солдаты? — задал он вежливый вопрос.
— О, они довольно стойкие. Я разговаривал с некоторыми, служившими в Алжире, в Индокитае. Они все немного чокнутые. Я просто не люблю их.
— А Эстер?
— Она привыкла к ним, — сказал он.
— Эстер разговаривала по-французски с Рут. Вы не думаете, что ее отец был французом?
— Я предпочитаю не думать об этом. Какой толк? Я уважаю ее желания. У нее была трудная жизнь. Что мне это даст, если я буду знать? Или ей? Рут, я имею в виду.
— Таким образом, все сводится к следующему. Вы знаете мало или совсем ничего о Рут… или об Эстер… потому что решили не спрашивать. Вы собираетесь придерживаться этой тактики? Будете говорить так и судье?
— Конечно. Это правда, что бы вы ни думали.
— Охотно верю, — сказал Ван дер Вальк. — Думаю, что на этом все. Мой шофер отвезет вас обратно.
Зомерлюст медленно поднялся.
— Насчет того дела. Вы действительно так считаете? Правда? Понимаете, я думаю о том, как будет лучше. Для нее. Она ничего мне не должна. Может быть… будет лучше для нее, если она больше никогда меня не увидит. Она скоро забудет меня, — добавил он без всякой горечи. — Конечно, если бы знать точно, я только согласился бы. Не в том смысле, что о ней будут заботиться… Главное, что ее не обидят. Не знаю, как сказать.
Читать дальше