Шарль Эксбрайя - Раны и шишки. Любовь и лейкопластырь. Порридж и полента. Оле!.. Тореро! Пой, Изабель!

Слова застыли у нее на губах, когда она разглядела мою повязку.

— Что… что с вами случилось?

— О, это часто происходит с людьми моей профессии. Ночью на меня напали.

— На вас напали?!

— Извините, но я здесь как официальное лицо, мадмуазель, и потому вы обязаны принять меня. Мне нужно задать вам несколько вопросов, на которые я хотел бы получить самые точные ответы.

Она молча отступила.

— Слушаю вас.

— Вчера, мадмуазель, я поделился с вами, признаюсь, очень неосторожно, своими подозрениями в отношении некоторых лиц.

— Я предпочитаю не вспоминать об этом, месье комиссар.

— Наоборот, мадмуазель, мне необходимо, чтобы вы вспомнили.

— Объясните, почему!

— Мне нужно знать, говорили ли вы об этом еще с кем-нибудь.

— Боже мой, я не знаю… Ах, да! С Пьером: я не могла удержаться, чтобы не рассказать ему о ваших ужасных подозрениях…

— В котором часу вы расстались с месье Вальером?

— Около десяти вечера.

— Вы в этом уверены? Это очень важно.

— Я не знаю, действительно ли это важно, но я в этом уверена.

— Благодарю вас, мадмуазель.

Она была явно заинтригована.

— И это все? Вы что, пришли только для того, чтобы узнать, в котором часу мы расстались с Пьером?

— Да. Кроме того, я хочу вас предупредить: постарайтесь сейчас не бывать у Вальеров; мне кажется, у них будут большие неприятности.

Она какое-то время помолчала, прежде чем спросить:

— Вы довольны, месье комиссар?

— Как это ни странно, мадмуазель, — нет.

Направляясь пешком к площади Жан-Платон, я старался подготовиться к встрече с Жермен Вальер. Я не испытывал никакой симпатии к Вальерам, но все же не мог избавиться от чувства жалости к ним. Борьба становилась слишком неравной. Я еще не настолько долго работал в полиции, чтобы радоваться легким победам.

Сначала Жермен Вальер заявила, что не станет впускать меня в дом, мотивируя это тем, что мужа и сына нет, и она сама куда-то спешит. Тем не менее я легонько оттолкнул ее рукой и вошел. Мой жест настолько ее удивил, что она не стала возмущаться. Она смотрела, как я закрываю дверь, и выражение ее лица менялось каждую секунду. Единственное, чего я не заметил у мадам Вальер — это удивления. Она прошла за мной в приемную и сразу же попыталась овладеть ситуацией:

— Объясните, наконец, месье комиссар, что…

— Я пришел, чтобы вернуть вам одну вещь, которую вы потеряли.

Я вынул из кармана пуговицу с кусочком материи и положил ей на ладонь. Она побледнела и пробормотала:

— Я… я не понимаю… это, это не я.

— В таком случае, мадам, позвольте мне заглянуть в ваш гардероб?

— Нет!

— Тогда я обойдусь без вашего разрешения!

Я направился туда, где должна была быть ее комната, но она опередила меня и стала на пороге, скрестив руки.

— Вы не имеете права!

— Имею, мадам, я исполняю свои обязанности и должен произвести у вас обыск, санкцию на который могу вам предоставить, если вы того пожелаете!

Ее руки опустились. Мы долго смотрели друг на друга. Передо мной была уже не высокомерная и злобная Жермен Вальер, а просто замученная женщина, вызывавшая жалость. Она тихо спросила:

— Вам очень больно?

Я понял, что приближаюсь к концу расследования.

— Нет, не очень. У меня всего лишь повреждена кожа на голове. Бывало и похуже… А вы что же, действительно хотели меня убить?

— Да, но не смогла.

Я взял ее за плечи и отвел в приемную. Там я ее усадил в кресло и сел напротив.

— Рассказывайте.

— Что я могу вам рассказать? Все настолько глупо и ничтожно… Что можно рассказать о неудавшейся жизни? Ни на что не способный муж, такой же сын и женщина, вынужденная все эти долгие, долгие, долгие годы изо всех сил бороться, чтобы содержать их обоих… А я ведь тоже мечтала путешествовать, иметь красивую одежду… гордиться своим сыном… стараться быть достойной своего мужа, если бы он сумел дать мне все это… Но мне ничего этого не было дано… разве это справедливо? Чем я заслужила такую судьбу? Я всегда разбивалась в лепешку, чтобы достичь цели! Я люблю работать и никогда не щадила своих сил. Ведь я думала, что это — единственный способ вырваться из нашей серости и добиться хорошего положения… и вот результат! Я повторяю, месье комиссар, разве это справедливо?

— Конечно нет, мадам, но неужели вы считаете, что все, чья жизнь не удалась, должны из-за этого нападать на комиссара полиции?

— Вы не можете меня понять…

— Мадам, я здесь как раз для того, чтобы понять, и сделаю все возможное, чтобы мне это удалось.