— Вчера вечером на Пилате вы рассуждали по-другому.
— Кажется, я наговорила много глупостей… Наверное, я просто опьянела от свежего воздуха.
— Похоже на то, если судить по сегодняшнему дню. Могу я позволить себе дать вам один совет? Остерегайтесь свежего воздуха, мадмуазель, поскольку глупости, о которых вы так легко сейчас сказали, кто-то может воспринять всерьез и… и потом страдать от них.
Ей стало неловко.
— Если это так, прошу вас простить мне, месье комиссар.
— Вам не за что просить прощения. Просто, я — глупец. До свидания, мадмуазель…
* * *
Я вышел от Мишель с тяжелым сердцем и, чтобы как-то успокоиться, решил зайти к моей старой знакомой Леони Шатиняк, в обществе которой жизнь казалась мне удивительно простой.
Леони была на кухне и мыла посуду.
— А, это ты, малыш? Если ты рассчитывал на ужин, то немного опоздал! Мне почти нечего тебе предложить!
— Спасибо, я не хочу есть, Леони.
Она посмотрела на меня с подозрением.
— Взгляни-ка мне в глаза! Ты странно выглядишь. У тебя тяжело на душе?
— Немного.
— А почему, могу я знать?
— Потому что недавно я беседовал с одной разумной и богатой девушкой, которая влюбилась в ничтожество, рвущееся только к ее деньгам, и, главное, что она об этом знает!
— Может быть, она не так уж умна, как ты думаешь? Итак, ты приревновал Мишель к Пьеру?
— Может и так.
Леони поцеловала меня в обе щеки.
— Не стоит переворачивать себе душу из-за девушек, малыш! Ты же хорошо знаешь, что самая лучшая из них иногда может ничего не стоить? Эти Вальеры — неприятные люди. Мать — настоящая мегера, сын — полное ничтожество. Жюль — просто старый дурак, которого жена всегда водила за нос. Поверь, что я желаю самого лучшего твоей мадмуазель, но не понимаю, зачем люди сами бегают за своей бедой, а поймав за хвост, никак не могут ее отпустить. Поверь твоей старой Леони: забудь о Мишель.
Когда я уже выходил, она крикнула мне вслед:
— Черт возьми! Ты говорил о Жермен Вальер, и я вспомнила: когда Жермен была маленькой, ее мать, неизвестно почему, называла ее Изабель.
В это воскресное утро я проснулся с тяжелой головой. Всю ночь я ворочался в постели, будучи не в состоянии понять поступки Мишель. Ведь я же не выдумал нашу прогулку по Пилату и вечер в Ля Жасери. Почему тогда она мне солгала? Наверное Леони была права, когда говорила, что не стоит переживать из-за женщин.
История же с этой Жермен-Изабель Вальер, по-моему, не имела никакого значения. Мать мадам Вальер, должно быть, очень любила сентиментальные рассказики, из которых и почерпнула это имя, чтобы одарить им свою дочь. Я старался понять, чем личная жизнь мадам Вальер, конечно, если предположить, что у нее таковая была, могла заинтересовать утонченную и деликатную Элен Ардекур.
Как и всякий старый холостяк, для которого воскресенье скорее больше наказание, чем отдых, потому что в этот день больше всего ощущается одиночество, я зашел на работу. Даруа и Эстуш уехали отдыхать домой, в Лион. На моем столе лежала записка, оставленная Даруа, в которой говорилось, что Вальеры действительно продали свое дело, но всего лишь за восемь миллионов старых франков. Кроме того, эта сумма еще не была передана им полностью. Для того, чтобы что-то начало проясняться, мне нужно было любым способом узнать, как Жермен Вальер достала деньги, чтобы расплатиться с долгами.
Пока же, не зная что делать в ближайшее время, я позвонил Мишель Ардекур. Когда я представился, девушка не без злорадства спросила:
— Чему я обязана такой честью, месье комиссар?
— Сам не знаю… просто я хотел спросить, понравился ли вам вчерашний вечер?
Я почувствовал, что она колеблется с ответом.
— Если я вам отвечу положительно, — вы рассердитесь. Если я скажу нет, вы будете довольны, но тогда это не будет отвечать действительности.
— Скажите правду…
— Я провела прекрасный вечер. Это действительно так. Пьер — хороший друг, и у него доброе сердце. Я его расспросила о вашем разговоре с мадам Вальер, и он сказал, что страховой полис моего отца уже давно ни для кого не секрет.
— И вас это не удивило?
— А почему, собственно, это должно меня удивить, месье комиссар? Разве богатая девушка не может выйти замуж за небогатого парня?
— Конечно, может, если, конечно, он заслуживает эту любовь.
— Ничто не дает вам права, месье комиссар, думать о Пьере по-другому. Когда мы с ним поженимся…
— Когда вы поженитесь, мне будет безразлично, как вы будете жить.
Читать дальше