Шарль Эксбрайя - Раны и шишки. Любовь и лейкопластырь. Порридж и полента. Оле!.. Тореро! Пой, Изабель!

На другом конце провода я услышал смешок.

— По крайней мере, вы откровенны.

— Вам это неприятно?

— Вовсе нет, месье комиссар, я даже могу вам это доказать.

— Весь во внимании…

— С самого утра Пьер с родителями уехал, чтобы присмотреть дом, который они хотят купить для месье и мадам Вальер. Вы ведь знаете, что родители Пьера продали свое дело.

— Да, я в курсе.

— Итак, месье комиссар, сегодня я одна, и если… вы захотите пригласить меня на обед, думаю, что не откажусь.

— Замечательно… Встретимся перед лицеем?

— Хорошо, тогда через час у лицея?

Мы прекрасно пообедали в Сен-Жене-Малифо в ресторане Монмартен. Мишель была весела, меня это радовало, и никак не хотелось верить в то, что эта обаятельная девушка помолвлена с другим. После обеда мы на машине поехали в Труа-Круа, где решили прогуляться по лесу. Присутствие Мишель рядом делало меня таким счастливым, что мне не хотелось даже разговаривать. Разговор начала она сама:

— Вам кажется странным мое поведение, не правда ли?

— Я стараюсь не задаваться этим вопросом, — просто мне с вами хорошо.

— Нам нужно прекратить встречи, Шарль.

Она меня опять звала по имени, как на прогулке в Ля Жасери.

— Почему?

— Потому, что я помолвлена.

— Ну и что?

— Если бы я была помолвлена с вами, Шарль, вам бы понравилось, если бы я проводила вечер с кем-то другим?

— Конечно, нет.

— Тогда…

Мы остановились на обочине дороги, ведущей к Сен-Соверан-Рю.

— Послушайте, Мишель, я не могу поверить, что вы любите Пьера настолько, чтобы выйти за него замуж.

— Не будем говорить об этом, Шарль. Это бесполезный и болезненный разговор. Но поверьте, что я не могу отвернуться от него.

— И это говорите вы!

— У меня тоже есть определенные моральные обязательства.

— Но, в конце концов, не станете же вы портить себе жизнь из-за угрызений совести, пусть даже в чем-то справедливых?

— Я вовсе не собираюсь этого делать.

Мы немного помолчали, и я, взяв себя в руки, произнес другим, спокойным, тоном:

— Мишель, вы могли бы дать мне одно обещание?

— В чем оно будет заключаться?

— Я прошу вас не выходить замуж прежде, чем я разберусь с делом об убийстве ваших родителей.

Она посмотрела на меня с подозрением.

— Какая связь между моей свадьбой и вашим расследованием?

— Я не хотел бы вам этого говорить, Мишель, но если вы сами спрашиваете, — пожалуйста: я считаю, что родители Пьера прямо или косвенно замешаны в убийстве месье и мадам Ардекур.

Она прошептала:

— Вы поступаете бесчестно, месье комиссар.

Я сделал вид, что не расслышал.

— Нам стало известно, что Вальеры выплатили огромные долги, тогда как до смерти ваших родителей у них денег не было.

Она скорей вскрикнула, чем сказала:

— Они же продали свое дело!

— Но продали за сумму, которая не покрывает и половины долгов. Кроме того, сейчас они собираются купить дом, — вы сами мне об этом сказали утром. Отсюда следует вопрос: на какие деньги?

— Не знаю. Но все, что вы рассказываете — отвратительно! Вы хотите вбить клин между мной и Пьером! Так вот, я не желаю вас слушать! Прошу вас только об одном: отвезите меня поскорей в Сент-Этьен, и я больше не хочу вас видеть! Вы мне отвратительны!

Мы доехали до Сент-Этьена, не проронив ни слова. Мишель сидела с каменным лицом и неподвижным взглядом. Мне было очень тяжело… Когда я остановил машину перед мужским лицеем, моя спутница вышла:

— Месье комиссар, я сожалею, что познакомилась с вами, и надеюсь никогда больше вас не встречать.

— Мне очень хотелось бы, чтобы ваши надежды сбылись, мадмуазель, но вряд ли это возможно.

Я лежал на кровати, погрузившись в мрачные размышления о том, сколь часто влюбленные женщины бывают глупы, а умные мужчины — невезучи. Мишель вела себя по меньшей мере неумно, и именно это я никак не мог ей простить. И все же, насколько мне было безразлично то, что Пьер Вальер мог попасть в неприятную историю из-за своих родителей, настолько же мне не хотелось, чтобы это коснулось Мишель. Пресытившись этими глубокими мыслями, в которых переплетались мой собственный интерес и служебный долг, я с некоторым облегчением отправился ужинать. Остаток времени ушел на кино. Выйдя оттуда, я заглянул в один из многочисленных в Сент-Этьене ночных баров и, в результате, оказался у дома, где жил, только к трем часам ночи. Когда я закрыл за собой дверь парадного, то обнаружил, что реле света было сломано. Я не курю, и поэтому у меня не оказалось при себе спичек. Взявшись за перила, я стал подниматься в сплошной темноте. Вдруг мне почудилось чье-то дыхание. Я остановился, прислушался, но больше ничего не услышал. И все же меня не покидало чувство, что кто-то находится рядом. Вполголоса я спросил: