Шарль Эксбрайя - Раны и шишки. Любовь и лейкопластырь. Порридж и полента. Оле!.. Тореро! Пой, Изабель!

Глядя на Мишель Ардекур, я подумал, что не прочь был бы отказаться от холостяцкой жизни, будь у меня такая невеста.

— В таком случае остается последняя версия: господин Ардекур, а вы все этого могли не знать, был неизлечимо болен, и эгоистично решил умереть вместе со своей женой?

— Господин комиссар, эта гипотеза не лучше предыдущих. Во-первых, отец знал о нашей с Элен взаимной привязанности и понимал, что в случае его смерти мы стали бы жить вместе. Во-вторых, я утверждаю, что у отца было отменное здоровье, даже если судить по последнему нашему совместному ужину: у него был превосходный аппетит. Кстати, чтобы убедиться в этом, господин комиссар, вам достаточно обратиться к доктору Суарану, который был лечащим врачом отца.

Я запомнил это имя.

— Хорошо, мадмуазель, будем считать, что вы правы, и перейдем к версии убийства. Очевидным является то, что ваша мачеха убита. В случае с отцом этот факт становится сомнительным. Медицинский эксперт обнаружил у него на виске следы пороха, подтверждающие, что ствол оружия прикасался к коже.

Она разволновалась, и это придавало ей особое очарование.

— Вы безусловно правы, господин комиссар! И я действительно не могу представить никаких объяснений! Но я знаю, что мой отец не мог убить мою мачеху и затем застрелиться! Поверьте, это невозможно!

— Боюсь, мадмуазель, что кроме эмоций вам придется поискать другие аргументы воздействия на правосудие.

— Но что же мне делать?!

Пьер Вальер обнял невесту за плечи. Я почувствовал, что этот его жест был мне неприятен.

— Успокойся, Мишель. Ты ведь знаешь, что мы сделаем все возможное, чтобы пролить свет на эту трагедию. Даже если полиции нет до нас дела…

Претен повысил голос:

— Господин Вальер, что значит это заявление! Должны же вы, наконец, понять, что правосудие не может основываться на чувствах, пусть даже самых искренних и справедливых!

Он встал, давая понять, что разговор окончен. Посетители, в свою очередь, тоже встали. Воцарилось молчание, которым я тут же воспользовался:

— Кстати, мадмуазель, вы предупредили Изабель?

— Простите?

— Я спрашиваю, известили ли вы Изабель о кончине ваших родителей?

— Изабель? Какую Изабель?

Она смотрела на меня, явно ничего не понимая. Претен представил меня:

— Комиссар Лавердин.

Я уточнил свой вопрос:

— Нет ли у вас или у кого-то из членов вашей семьи подруги или родственницы по имени Изабель?

— Нет, господин комиссар, я первый раз слышу это имя.

— Что ж, простите, очевидно, меня неверно информировали.

После ухода Мишель и ее жениха Претен, как прежде и я, захотел выяснить вопрос о том, кто же такая Изабель. Мое более или менее правдоподобное объяснение на время умерило его любопытство.

Искренность Мишель Ардекур меня взволновала, хотя я понимал, что все рассказанное ею необходимо было проверить. Мишель Ардекур была, без сомнения, умницей, но была ли она откровенна до конца? Ни она, ни Пьер никак не отреагировали на имя Изабель. Между тем, я был уверен, что Жану Понсе это имя было знакомо. Так почему же Мишель ее не знала, если даже старый служащий был в это посвящен?

Доктор Суаран жил на улице Гран-Гоние. Он уже закончил прием, и для того, чтобы к нему попасть, я воспользовался своим служебным удостоверением.

Меня попросили подождать в богатой и скучной приемной. Доктор, похожий на патриарха, появился передо мной совершенно неожиданно, потому что я не слышал даже его шагов. Казалось, он прибыл из другого времени со своим высоким лбом, глубоко посаженными глазами под широкими бровями и волнистой бородой.

— Простите, месье, я несколько не привык принимать людей вашей профессии. Чем могу служить?

— Я пришел, чтобы поговорить об Ардекурах. Ведь вы в курсе того, что с ними произошло?

— Да… Большое несчастье…

— Я знаю, доктор, что вы были другом их семьи…

— Я знаком с Анри вот уже тридцать или сорок лет. Я принимал роды у Жизель, его первой жены. Я же закрыл ей глаза… Я никогда не думал, что переживу Анри и его молодую жену…

— Доктор, комиссар, занимавшийся предварительным следствием, сделал заключение о том, что мадам Ардекур погибла от руки мужа и о самоубийстве последнего. Все опрошенные, без исключения, отрицают возможность самоубийства, тем более — убийства. Согласны ли с этим вы?

— Пожалуй.

— Доктор, если я не ошибаюсь, в вашем ответе звучит сомнение?

— Это сомнение, месье, основывается на моем жизненном опыте, научившем меня не делать скоропалительных выводов. Согласитесь, что часто наша уверенность в том, что мы хорошо знаем друг друга, — оказывается иллюзией. Кто бы мог подумать, что Анри Ардекур вдруг убьет свою жену? Конечно, никто. Это еще одно доказательство моей правоты, и поэтому я не могу поклясться, что он этого не сделал.