Шарль Эксбрайя - Раны и шишки. Любовь и лейкопластырь. Порридж и полента. Оле!.. Тореро! Пой, Изабель!

В камере Пьетро Лачи незаметно для себя начал менять свое отношение к Джозефине Пампарато, которая так часто унижала его при жизни, и, умерев, могла стать для пего причиной потери свободы. Он начал постепенно понимать, что, словно ненормальный, вопреки здравому смыслу, сходил с ума по девице, единственной заботой которой было выгодно выскочить замуж. Пьетро пришлось признаться, что он вел себя крайне глупо, и он начал испытывать угрызения совести за свой поступок по отношению к этому несчастному Фортунато, который раньше сумел разобраться в Джозефине.

Он как раз был занят размышлениями об этом, когда ему объявили о том, что с ним хочет поговорить мисс Джиллингхем. Поначалу он хотел отказаться от свидания, но в тюрьме он ощущал себя таким одиноким и покинутым всеми, что согласился на встречу с той, которую до этого считал прилипалой, путавшейся у него под ногами.

Англичанка не стала тратить времени на пустые разговоры.

— Я уже знаю о том, что вы оговорили своего друга, дарлинг. Это некрасиво с вашей стороны. Уверена, что выйдя отсюда, вы извинитесь перед Фортунато и сделаете все, чтобы опять стать его другом.

Он встряхнул головой.

— Не знаю, как мне удастся выйти. Они думают, что это я убил Джозефину.

— Они заблуждаются.

— Откуда вы знаете?

— Да потому, что я люблю вас, а убийцу я никогда не сумела бы полюбить! Я спасу вас от всех этих дураков, Пьетро, и мы уедем вместе в Англию!

Сердце Пьетро Лачи не выдержало, и он бросился Тэсс в объятия. На глазах у полицейского Леонардо Пантелетти они обменялись первым поцелуем.

Держа Сьюзэн за руку, Фортунато говорил с ее родителями в их номере.

— Значит, вас отпустили, мистер Маринео?

— Им пришлось признать то, что я невиновен. Нисколько не сомневаюсь, что ваше вмешательство во многом повлияло на решение комиссара Прицци…

— Готов разделить ваше мнение.

— … и хотел бы поблагодарить вас за это.

Генри легко махнул рукой.

— Да, да, мистер Рэдсток! Я хотел бы, чтобы вы знали, как я вам благодарен за вашу смелость и находчивость… Конечно же, если вам двадцать пять лет тому назад удалось найти достойный выход из куда более трудной ситуации, то моя история показалась вам совершенно простой!

— Для меня имеет значение не это, молодой человек, а восстановление справедливости. Хочу быть с вами откровенным до конца. Я приехал сюда, не испытывая никакого чувства любви ни к вашей стране, ни к ее обитателям. Признаюсь, что с тех пор, как мы живем в «Ла Каза Гранде», мое мнение и мнение моей жены несколько изменилось к лучшему. Даже вы сами, мой мальчик, предстали передо мной в новом свете и кажетесь мне намного симпатичнее.

— Блатодарю вас, сэр!

— Итак, вы желаете взять в жены нашу дочь Сьюзэн?

— Для меня это самое большое желание.

— А что об этом думают ваши родители?

— Моя мать согласна.

— Таким образом, вас ничто не удерживает в Италии?

— Ничто.

— И для вас не существует никаких препятствий переехать жить к нам?

— Никаких.

— А как вы думаете, сможете ли вы жить в Англии?

— Повсюду, где будет Сьюзэн, мне будет хорошо.

Люси незаметно обронила несколько слезинок. То были слезы восторга и сожаления одновременно: она не могла припомнить, чтобы ей приходилось слышать такие же слова от Генри, когда он просил ее руки.

— А вы, Сьюзэн, согласны ли вы выйти замуж за этого парня?

— О да, дедди!

Рэдсток обернулся к жене.

— Ну, дорогая, как вы считаете, что мы должны решить?

— Это решать только вам одному, Генри.

Все они находились в состоянии полного счастья, как вдруг дверь в комнату резко распахнулась перед разъяренным Людовико, которого Альбертина пыталась удержать за полы пиджака, тогда как дон Паскуале испуганно кричал за ее спиной, словно курица, напуганная появлением сокола. Несмотря на врожденное спокойствие, Генри был поначалу этим ошарашен, но потом все же довольно быстро пришел в себя и спросил:

— А вам, повар, что здесь угодно?

С одной стороны, Людовико не понимал английского, а с другой, он видел перед собой только одного Фортунато.

— Ма ке! Так вот ты где! Никогда бы не мог подумать! И ты еще смеешь ходить там, где пролитая тобою кровь взывает к мести!

Вмешался Рэдсток.

— Выйдите отсюда, человек с кухни, иначе я вышвырну вас вон!

Пампарато грубо оттолкнул его в сторону и проревел:

— Молись, если ты веришь в Бога, Фортунато, сейчас я тебя убью!

Директор взмолился перед шеф-поваром: