Шарль Эксбрайя - Раны и шишки. Любовь и лейкопластырь. Порридж и полента. Оле!.. Тореро! Пой, Изабель!

Тетбери посмотрел вокруг себя и после непродолжительных колебаний ткнул указательным пальцем в ту сторону, где у них на стене висела фотография Уинстона Черчилля.

— Там!

То, что сигара покойного премьер-министра указывала в том направлении, показалось миссис Тетбери добрым предзнаменованием.

Рэдстоки в своем номере «Ла Каза Гранде» пытались убедить Сьюзэн о бросить ее итальянские мечтания и вернуться вместе с ними в Англию. Дочь наотрез отказывалась от этого предложения, и поэтому у ее отца серьезно начало подниматься давление. В это время ее мать проклинала себя за то, что родила дочь, которая готова отказаться от своей страны, своего родного языка, своих родителей и от английской пищи. Подоспевшие на помощь своей подруге Тэсс и Мери Джейн поддерживали Сьюзэн в этом конфликте поколений. Великий человек из Вилтона набросился на Тэсс, обвиняя ее в том, что она не сдержала данного ею слова. Разве она не помнит, как обещала оберегать своих подруг?

— Данное при всех слово должно соблюдаться, мисс, иначе это грозит потерей доверия! В Дюнкерке, когда я…

Но мисс Джиллингхем была девушкой, которую оказалось не так-то просто переубедить. И она высказала без обиняков:

— Когда вы были в Дюнкерке, мистер Рэдсток, я еще не появилась на свет, гак что прошу вас больше не рассказывать нам о том, чего мы не понимаем! Сьюзэн влюблена, а против любви ничего не поделаешь. Честно говоря, мистер Рэдсток, можно подумать, что вам неизвестно, что такое любовь! А я хорошо знаю это!

Генри злобно бросил ей в ответ:

— Вам кажется, что вы любите этого типа, которого преследуете без всякого стыда, позабыв о собственном достоинстве, а он ненавидит вас! Такие поступки с вашей стороны только унижают корону!

— Смею вас заверить, мистер Рэдсток, в том, что Пьетро, по доброй воле или по принуждению, обязательно полюбит меня и в том, что я не собираюсь приглашать королеву провести с нами брачную ночь! Что бы вы там себе не думали, это не ее дело!

И она захлопнула за собой дверь с такой силой, что некоторые из тех, кто находился в эту минуту в гостинице, подумали, не произошел ли где-нибудь взрыв.

Мистер Рэдсток с горечью заметил:

— Меня не удивит, если в будущем она станет коммунисткой или начнет шпионить в пользу Советского Союза!

В конфликт вмешалась Мери Джейн и попыталась примирить враждующие стороны.

— Уверена, мистер Рэдсток, что вы сказали не совсем то, что думали. У вас очень богатый опыт, и вы не можете требовать от других жертв, которые могут их доконать. Не все обладают такой силой воли, как вы, мистер Рэдсток… Я бы утопилась, как Офелия, если бы oт меня потребовали, чтобы я покинула своего дорогого Энрико… До свидания, мистер Рэдсток, до свидания, миссис Рэдсток, желаю вам приятно провести время.

Легкой, воздушной походкой она вышла из комнаты, а Генри сказал жене:

— А она — очень порядочная… и так здраво рассуждает… Сразу же заметила, насколько я выше их… Я вовсе не чудовище, Сьюзэн, и не собираюсь заставить вас страдать… Если ваш Фортунато действительно не убийца и его отпустят, извинившись перед ним, приводите его к нам, и мы с вашей матерью составим о нем свое непредвзятое мнение.

Счастливая Сьюзэн заявила родителям о том, что они — самые лучшие на свете и что она уверена в том, что Фортунато им понравится, но для этого необходимо, чтобы комиссар Прицци признал свою ошибку, а этот полицейский отличается большим упрямством.

— Не беспокойтесь, Сьюзэн, в случае чего, я сумею приструнить его. В Дюнкерке у меня был один сержант…

— Не нравится мне этот Пьетро Лачи, инспектор… Чересчур уж он набрасывается на своего коллегу, которого мы держим у себя. Мне кажется, что один из них, даже если он невиновен, знает правду. Сходите в «Ла Каза Гранде» и приведите мне этого Пьетро Лачи, мне нужно с ним поболтать.

Пока Кони исполнял данное ему поручение, Массимо приказал привести к нему Фортунато.

— Ну что, ты еще не решился разговориться?

— Что я могу вам сказать, синьор комиссар, кроме того, что я не виновен и что когда увидел труп Джозефины, то так испугался…

— Чего испугался?

— Ма ке! Ведь все в гостинице знали об отношениях между мной и Джозефиной… Я был уверен, что меня заподозрят!

— Ну, для этого не требовалось большого ума, а?

— Нет, не требовалось, но я понял это только позднее.

— Представьте себе, Фортунато, мне очень хочется вам верить.

Маринео радостно воскликнул: