Татьяна Шахматова - Удар отточенным пером

На заднем сиденье машины разместились Селиверстов, Виктория и я. Вика сидела посередине. Она посмотрела сначала на меня, потом повернула голову к Селиверстову и снова обернулась ко мне:

– Как причудливо выворачиваются одни и те же факты, да? – почти шепотом проговорила она. – Это и называется картина мира. Уверена, что Катерина искренне верит в то, что все ее беды – это происки администрации завода. Это ее картина мира. Эмоционально она совершенно честна. Поэтому и ты ей поверил.

– Ну ты-то не поверила, – так же шепотом ответил я, после чего на лице тетки появилось это сволочное выражение «ну да, это же я».

Посмотрев на меня сверху вниз вопреки всем законам геометрии, так как мы сидели с нею рядом и наши головы находились примерно на одном уровне, ее даже немного ниже, Вика снова склонилась к моему уху:

– Потому что язык – это не только эмоции, но и логика. А вот логика-то у профсоюзников болезненная и извращенная. У них дважды два вечно пять…

Я не дал ей договорить, обращаясь уже ко всем: Селиверстову, который беспардонно вытягивал шею, стараясь расслышать, о чем мы с теткой говорим, и к сидящему впереди Борису, который тут же повернулся вполоборота.

– Кстати, вы в курсе, что про взрывы газгольдеров – это стопроцентный фейк. Фреоны не горит. Только звучит горюче.

– Он прав, он прав! – подхватил Селиверстов и даже подпрыгнул на сиденье.

Сегодня юрист вообще двигался значительно лучше. Наверное, сходил на блокады.

– Газгольдеры – часть централизованной системы объемного пожаротушения! – закончил Селиверстов и в запале положил руку на колено Виктории.

– Интересно, – отозвалась Вика, снова утыкаясь в планшет и оглядывая зал, на который продолжали сливать ужасы нашего завода.

Она помолчала, думая о чем-то. Рука Селиверстова осторожно исчезла с ее колена, а сам юрист встретился со мной глазами и как будто смутился. Непонятно, что расстроило его больше – полное безразличие дамы или то, что я был свидетелем.

– Херня, – лаконично заключила вдруг Вика.

– Что херня? – напрягся юрист.

– Все.

– Что все?

– Все.

Она все еще торчала в планшете и была непроницаема, как муфта глубоководного электрического кабеля. Я не выдержал и пихнул ее локтем в бок, благо сидел к ней здоровой рукой, и Вика вдруг заговорила быстро, как будто я надавил на какую-то кнопку:

– Доводы логики и законы химии тут не работают, друзья мои! Даже тебе, Саша, долгое время был симпатичен Жильцов… Значит, ты согласишься со мной, что эмоции сильнее логики, чувства заглушают разум. Люди – существа эмоциональные, ведь так? А значит, вся эта пропаганда основана на чувствах и голос разума тут бессилен. Это охота на ведьм, понимаете, о чем я?

Она обвела нас острым сердитым взглядом и заключила, обращаясь к Селиверстову:

– Вы, Владислав Юрьевич, вместе с Каранаваловым и всей администрацией сегодня назначены ведьмами, а значит, вас сожгут, несмотря на то что фреон не горит.

– И что делать? – с интересом спросил Селиверстов, который совершенно не испугался зловещих метафор уважаемого эксперта, а даже как будто, наоборот, обрадовался такому повороту дела. – Вы ведь не для красного словца про ведьм и костры инквизиции?

Селиверстов с Викой перекинулись взглядами, она уже собиралась что-то ответить, но тут вмешался Борис:

– Надо их просто вырубить! И все! – Борис рассек рукой воздух, наглядно показав, как все это будет происходить.

– Нет-нет, нельзя… – проговорила тетка ласково. – Рай не существует, Олимп необитаем, а цель пропаганды в том, чтобы люди сидели на месте, думая, что разобраться в потоках лжи все равно невозможно… А мы не будем сидеть, мы будем экзорцировать.

– Что, простите? – переспросил Селиверстов.

– Охота на ведьм так охота на ведьм. Будем экзорцировать: изгонять дьявола горящим поленом, – пояснила Виктория и тоже ткнула меня в бок, потому что машина остановилась у здания телеканала и пора было выходить.

Сначала нас пытались не пустить в студию, но попытка была довольно вялая. Во-первых, с нами был Борис, а с ним его корочки, во-вторых, компания сама по себе выглядела изумляюще. Путь прокладывал высокий следователь в форменном мундире, следом мчался Селиверстов, за которым летели полы его длинного пасторского шерстяного пальто, за ними Вика трогательно балансировала на псевдо– или, может быть, и не псевдо-, лабутенах, потом шел я, гордо сверкая розовой лангеткой, и замыкал шествие водитель Бориса, тоже в форме и при погонах.