AlmaZa - Герой женского общества [СИ]

— Ещё одна растяпа, — прошептала сквозь зубы Чонён, закатывая глаза в сторону холодильника.

— А что, — вступила Сынён, — если он богатый и такой превосходный, почему бы тебе самой не проявить инициативу? Попробуй пококетничать с ним, пофлиртовать, намекнуть на то, что вы оба теперь свободны.

— Ну что ты несёшь, Сынён! — упрекнула её Чжихё. — Хватит, ты уже сводила меня с Богомом ради его денег, и вот чем это всё закончилось, хотя он мне и нравился. Я никогда, никогда больше не стану пытаться строить отношения ради денег. Мне не нужны деньги Намджуна! — прикрикнула она и, поскольку ей не свойственно было повышать голос, испугалась этого сама, а заодно и того, что назвала босса фамильярно, хоть и без его присутствия. Чонён оперлась на холодильник и уставилась в разрумяненное лицо сестры.

— А он сам? Господин Намджун тебе нравится?

— Он? Я… Мне? Нравится? Да что ты… Ну как… Так…Мы… Господин Намджун! И… и! — разнервничавшись, опять заикала Чжихё и, набрав стакан воды, убежала с ним в спальню, хлопнув дверью, чем показала, что не хочет продолжать разговор на эту тему. Чонён проницательно сделала выводы и, скорчив моську разоблачителя, переглянулась со старшей сестрой. Та поправила бигуди и, пожав плечами, подытожила:

— Я читала, что единорогов могли приручать только девственницы, но как приручить девственницу-единорога — это загадка! Так и помрёт старой девой.

Чжихё сцепила пальцы на животе и, включив тихонько заунывную музыку, затаила дыхание, чтобы прошла икота, поскольку вода не сильно помогла, увеличив промежутки между приступами внезапного «и!», но не избавив от них. Нужно успокоиться, нужно перестать поддаваться на провокации сестёр, они слишком неугомонные для неё. Старшая вечно активна, как самка в брачный период, или, скорее, самец, у животных всё-таки самцы демонстрируют свои возможности и борются за обладание. Чонён постоянно пытается вмешиваться с наилучшими побуждениями — спору нет, чаще эффект оказывается положительный, — но перегибает палку и не даёт Чжихё собраться с мыслями и самой что-то решить. Впрочем, младшая знала, что если предоставить Чжихё саму себе, то та с места не сдвинется от робости и неуверенности характера. Может, напор сестёр был заслуженным? Под лежачий камень вода не бежит, а из них троих она именно что лежачая, можно сказать, инертно-неодушевленная, но это не от отсутствия желаний, страстей или интересов, а потому, что, так уж сложилось, или так решила природа, Чжихё была слишком боязливой, легко расстраивалась и трудно успокаивалась, задеть её — ничего не стоило, а убедить в том, что у неё что-то хорошо выходит — тяжело. Она терпеть не могла перемены, нестабильность, переезды, новых людей, когда её отвлекали, пугали, ошарашивали. Ей бы хотелось быть подобной баобабу — расти на одном месте десятилетиями, не сдвигаться с одной точки и определенно знать, что для процветания и благополучия условия не должны меняться, достаточно фотосинтезировать, пускать корни, подставлять себя нечастому дождику, который прилетит и улетит сам. Нет, Чжихё не была лентяйкой, в тщательно спланированном и привычном ритме она вертелась белкой в колесе, но когда её из этого колеса вытряхивали — начиналась паника. В отсутствии разумности и способности самостоятельно думать её тоже обвинить было нельзя. Девушка сама получила образование, устроилась на работу, которую сама себе нашла, вела хозяйство на троих человек, взвалив на свои плечи готовку, уборку и всё остальное. Но ничего из этого не научило её противостоять миру, обществу, плохим людям и сражаться с ними. Пожалуй, единственное, что она могла — это убегать от всего, как было с домогательствами Богома и ухаживаниями других парней, какие появлялись до него. Чжихё не только берегла честь и чтила принципы «до свадьбы ни-ни», кроме этого её суматошный мозг, по-хозяйски рациональный, постоянно подсказывал, что у секса бывают последствия, и «а что, если…». А если беременность? А если инфекция? А если бросит? А если не понравится? Одним словом, в Чжихё собрались абсолютно все страхи и комплексы, мешающие двигаться по жизни прямо, смело и с допустимой долей риска. Но когда она смотрела на Намджуна…

Икота прекратилась. Чжихё осознавала, что начинает влюбляться в своего начальника, а это совершенно недопустимо. Она никогда не обращала на него внимания и не воспринимала, как противоположный пол, даже когда он сменил на посту отца и стал показываться в торговом центре значительно чаще. Но когда главный бухгалтер стала то и дело его видеть с девушкой, в отношениях, наблюдать за ними, такими выдержанными, спокойными, взрослыми, степенными, его естественное и простое поведение, без желания пустить пыль в глаза или показаться лучше, чем он есть, когда она видела, как серьёзно и взвешенно подходит ко всему Намджун, не только на работе, но и в отношениях, Чжихё стала что-то чувствовать. Сначала лёгкую мечтательность о том, что её идеальный принц должен был бы вести себя как-то так, она примеряла Богому подобное поведение, сочиняла и фантазировала, а потом воображать что-то несуществующее уже не получалось, ведь появился конкретный образчик — Ким Намджун. На контрасте с Богомом он так выигрывал! И все поползновения Богома теряли свою привлекательность по сравнению с респектабельным и неторопливым Намджуном. Надёжность, основательность, ответственность — разве не о таком спутнике жизни можно мечтать? Чжихё не понимала Соа, совершенно не понимала! Как можно променять такого человека на вспышку страсти? К тому же, господин Намджун в глазах Чжихё выглядел не менее прекрасно, чем Богом, если не более (особенно в связи с ночной драмой). Он притягивал к себе хотя бы потому, что не заставлял себя отталкивать.