Макс Коллинз - Агата и тьма

— Тогда дайте мне ваш адрес. Запишите мне его.

Хмурясь, Джанет возразила:

— Это может подождать. Вы в шоке, миссис Маллоуэн.

— Нет, — ответила она. — Я займусь этим, как только окажусь дома, а будет это сегодня, если от меня хоть что-то зависит. Какой-то определенный роман, Гордон?

Он достал откуда-то театральную программку и теперь карандашом записывал адрес.

— Это пропускной пункт, миссис Маллоуэн. Где нас разместили… Я бы не отказался от нового романа с Пуаро, если у вас найдется лишний.

— «Зло под солнцем», — сказала она и улыбнулась.

Она уже протянула руку за программкой, но улыбающийся пилот все еще продолжал писать.

Левой рукой.

В самом что ни на есть унизительном наряде — больничной рубашке — Агата лежала на койке с подвижной спинкой, застеленной крахмальным бельем, в небольшой палате при отделении неотложной помощи.

За прошедшие полтора часа она была внимательно осмотрена, потыкана, помята и пощупана — и прошла все проверки безупречно, хоть левую лодыжку и пришлось забинтовать из-за небольшого растяжения связок. Встревоженный врач, с которым она была знакома по работе в аптеке, предложил оставить ее на ночь для наблюдения, однако решение оставил исключительно за ней самой…

Она отказалась.

Только что наступила полночь — предполагаемый конец долгого, памятного и утомительного дня, — однако Агата ощущала странную бодрость: мысли были четкими, энергия била ключом. Этой ночью спать она будет мало.

Более того, в этом состоянии ясности в комнатушке отделения неотложной помощи она мысленно собрала кусочки убийств из реальной жизни, примерно так же, как делала это при создании вымышленных убийств. Реальная жизнь оказалась одновременно и проще, и сложнее ее творений…

Инспектор Гриноу гадал, почему серия убийств была прервана — почему не было жертвы в среду? Ответ был до боли простым: курсант летного училища Гордон Камминз в ту ночь был на пожарном дежурстве: в среду он не мог выбраться из расположения части для своих мерзких развлечений.

И хотя чисто теоретически, но на основе верной информации Агата точно знала, как именно Камминзу удавалось обходить журнал записи увольнений, — и это объясняло бы явно ложные показания, которые дали его соседи.

Она надеялась, что ошибается.

Ее улики были в лучшем случае косвенными — и она сама с собой спорила относительно своих выводов. «Как такой милый мальчик, спасший ей жизнь, может оказаться свихнувшимся на сексе убийцей?» Он записал ей адрес казармы левой рукой — ну и что? Неужели любой левша в Лондоне должен оказаться под подозрением?

Скорее всего найденные вчера на месте последних убийств отпечатки пальцев обеспечат убедительное подтверждение вины курсанта (или его оправдание) — как только великий Фред Черрилл их обработает. Проведенная сэром Бернардом экспертиза тоже либо докажет его виновность, либо устранит подозрения. Ей можно просто расслабиться либо здесь, на удобной больничной кровати, либо дома, в своей квартире, и предоставить полиции выполнить ее работу. Она же все-таки не Джейн Марпл и тем более не Эркюль Пуаро. Но даже Пуаро предоставлял всяким инспекторам Джэппам действовать и не рисковал собой.

И тем не менее ей необходимо было знать. То чувство, которое кошку сгубило, продолжало ее покусывать. Аналитическая часть ума жаждала доказать виновность парня, а сентиментальная часть души женщины, чью жизнь он спас, обеспечивала страстное желание убедиться в его невиновности.

К счастью, никто из театра к ней не заехал. Она строго наказала шоферу передать празднующим премьеру в «Савойе», что с ней все в порядке, но она не желает, чтобы ее каким бы то ни было образом беспокоили этой ночью. Ей необходим отдых, а они могут посетить ее завтра, если захотят, — когда она окажется дома.

Скорее всего режиссер, продюсер и другие участники постановки в эту минуту забились в какой-нибудь кабинет шикарного ресторана, позабыв про закуски (но не про коктейли) и гадая, что им теперь делать. Пьеса явно имела успех, судя по реакции зала, да и она сама видела критика «Таймса», уходящего с улыбкой на своих обычно безжалостных устах. Однако, поскольку театр пострадал от взрыва бомбы, пьеса и актеры оказались бездомными, как тот несчастный сброд, случайно вызвавший взрыв.

Она попросила дать ей халат, и именно в нем — зеленом фланелевом облачении — выскользнула из отделения, направившись на верхний этаж, где располагались отделение фармакологии и аптека. Довольно абсурдно она накинула шубу поверх халата и больничной рубашки — тщательно выбив из меха как можно больше пыли и грязи — однако бросила разорванное и испачканное вечернее платье, радуясь, что больше не придется одевать его.