Макс Коллинз - Агата и тьма

— Наверное, да.

— Вы написали просто чудесную пьесу.

— Я согласна на просто «хорошую».

Продюсер тихо засмеялся, но тепло в его взгляде казалось неподдельным:

— Агата, в своей спокойной манере вы самая капризная из всех примадонн.

— Берти, из всех людей, кого я сегодня называла «милыми», вы и правда такой… милый. И спасибо вам.

— За что?

— Ну, во-первых, за то, что поставили мою пьесу, во-вторых, что сделали режиссером вашу славную талантливую жену — и к тому же собрали такой отличный актерский состав, несмотря на военное время. А еще за то, что вы единственный из опрошенных в «Золотом льве» не стали делать мне выговор.

— А, это! Мне было захватывающе интересно. Полицейский следователь задает вопросы об убийстве — почти как в одной из ваших пьес!

Он подхватил бокал с проносимого мимо подноса и пошел дальше.

Спустя двадцать минут Агата уже сидела на своем незаметном месте ближе к концу ряда между двумя необычайно импозантными спутниками: Стивеном Глэнвиллом и сэром Бернардом Спилсбери.

— Понравилась поездка? — шепотом поинтересовалась она у Стивена.

Округлив глаза, он прошептал в ответ:

— Я еще отомщу, дорогая моя… А вы не пригласили нашего друга инспектора?

— Вы второй задаете мне этот вопрос. Он и сейчас занят расследованием этих убийств.

Стивен стал совершенно серьезным:

— Мне по-прежнему не нравится, что вы оказались посреди всего этого театра ужасов. Признайтесь: вас мучают кошмары?

— Нисколько, — соврала она.

Ну, не совсем соврала: сцены убийств в ее снах не появлялись, однако Стрелок из детских кошмаров навещал каждую ночь.

Она повернулась к сэру Бернарду:

— Спасибо, что приняли мое приглашение.

— Я из-за этого концерт пропускаю, знаете ли, — сказал он, покосившись на нее с легким осуждением.

Агата прижала пальцы к груди:

— О, боже, нет…

— Да. Сегодня вечером на «Би-би-си».

И он чуть улыбнулся.

Она тихо рассмеялась.

Те, кто считал сэра Бернарда замкнутым и чопорным, просто толком его не знали.

— Я считаю честью, — добавил он, — сопровождать автора на премьеру. И как, возможно, единственный человек во всей Британской империи, еще не читавший ваших романов, я с нетерпением жду возможности получить новый опыт.

Растрогавшись, она взяла руку сэра Бернарда и благодарно пожала.

Чуть подавшись вперед, Стивен сказал:

— Дам вам совет, сэр Бернард: если вы поймете, в чем секрет, не говорите ей. Чертовски раздражается.

Агата резко воскликнула:

— Стивен! — однако на самом деле это ее развеселило.

К тому же он был прав. Макс разгадал тайну, на которой был построен роман, ставший сегодняшней пьесой — и простить этого она ему не смогла.

Свет погас — и публика зааплодировала. Берти Моррис вышел на авансцену в свете софитов, чтобы поприветствовать зрителей премьеры, но Агата не услышала ни слова из его речи, которая оказалась короткой. Она так нервничала, словно ей самой предстояло выйти на сцену.

Ей можно было не бояться. Представление с участием великолепных актеров — Генриетты Уотсон, Линден Трэверс, Перси Уолша, Теренса де Марни, Аллана Джийза, Эрика Каули и Гвин Никольс — прошло безупречно: трупы не вставали и не расхаживали по сцене (точнее, трупы, не предусмотренные текстом), зрители хихикали и даже хохотали над мрачными шутками, а также дружно ахали от испуга и изумления во все предусмотренные моменты.

Она была довольна. Ей нравилась пьеса — и ее восхищало то, что сделали с ней Берти и Айрин. И зал аплодировал бурно и долго: Агата потеряла счет финальным выходам труппы. В самом конце вперед вышел Берти, представив Айрин, которая поклонилась, сказав короткую речь. На крики «Автора! Автора!» — Берти указал на сидящую в зале Агату, и та неохотно и ужасно смущенно встала и чуть поклонилась.

Зрители встали с мест — ее первая бурная овация! Как чудесно! Сотрясающие потолок аплодисменты звучали для нее сладкой музыкой.

И Берти, да благословит его Бог, только представил ее зрителям и не стал пытаться принудить к столь пугающей ее речи.

Когда зажегся свет, она вышла в проход, чтобы поговорить со зрителями, с готовностью подписывая программки, книги и альбомы автографов. Она была не против разговоров — коротких и адресных — с умными поклонниками. А все, кому нравились ее книги, могли считаться таковыми. Рядом с такими дружелюбными обычными людьми, как эти театралы, ее робость и нервозность, к счастью, исчезали.