Хорхе Молист - Возвращение катаров

Но Хайме чувствовал, что пришло время подняться с насиженного места и расправить крылья. Карен слишком завладела им, она управляла им, контролировала и поглощала его. Прийти к ней сейчас значило бы плотно пустить корни в один цветочный горшок. А сегодня ему хотелось летать, наслаждаться свободой.

Он принял душ, оделся и окунулся в ночь. В сердце пел забытый дух свободы, ночь притягивала, сверкающая огнями и манящая тем, что за ними скрывалось. Однако в сердце ныла маленькая заноза. И эта легкая боль имела имя. Она звалась Карен. Ему хотелось справиться с этой слабостью. Хотелось порвать зависимость. Вернуть себе свободу, которую он потерял, сам того не заметив. Он хотел найти другую женщину и убедиться, что Карен заменима.

Хайме вспомнил об одном хорошем японском ресторане. Вопрос с ужином был решен. Потом он зайдет к Рикардо и, возможно, ночь будет интересной.

Карен снова чувствовала тоску, которая сжимала ей сердце, как железная рука. В центре маленькой площади осажденного поселения, на вершине Пиренеев, призрак явился ей снова: во весь рост, неподвижный, потусторонний.

Как и каждый раз до этого, ее тоска становилась все сильнее по мере того, как силуэт приближался к ней, а сердце стучало быстрей и быстрей до тех пор, пока вдруг внезапно не вздрагивало от удара. В этот момент она обычно просыпалась, и видение таяло.

Но сегодня все было по-другому; Карен настроилась дойти до конца. Призрак начал приближаться, выйдя из круга слабого света от окон большого дома, и вошел в тень, которая их разделяла. Сердце девушки прыгало в груди, но она терпела и судорожно глотала слюну. Освещенная лишь светом звезд, она скорее ощущала, чем видела фигуру в нескольких метрах от себя.

Белый контур призрака побледнел в темноте и почти исчез. Теперь он невидимо приближался к Карен! Она страстно захотела отступить, бежать. Она знала, что за всем этим стоит что-то страшное, прелюдия смерти. Бесплотный ангел — предвестник смерти. Паника охватила ее, затуманила сознание, но она должна была это вынести. Надо было дойти до конца. Конец — ее смерть в той жизни. Если не получится, то видение опять прервется, а после снова и снова будет преследовать ее. Она дрожала, пока, бесконечно долго, призрак приближался к ней.

Карен ощутила его рядом, напряженная, как натянутая тетива, готовая принять последний смертельный удар или получить разрыв сердца от страха.

Но пока Карен держалась. Силуэт фигуры стал четче, приобрел человеческие очертания. Он был в двух шагах от нее! Она его узнала.

— Да пребудет с тобой Бог, сестра, — проговорил призрак.

— Да пребудет с тобой Бог, Добрый Человек, — ответила она, чувствуя бесконечное облегчение; ее мышцы расслабились. Ей понадобилось время, чтобы восстановить дыхание. Почему же она испытывала ужас по отношению к этому человеку?

Это был Бертран Марти, епископ Монсегюра, высокий и худой, с непокрытой головой, несмотря на холод. Его пышная шевелюра развевалась на ветру. Откуда этот страх перед единственным человеком, который мог ей помочь? Может быть, потому что сегодня она впервые собралась солгать ему, что-то скрыть? Ее собственное чувство вины?

Карен подошла и, наклонив голову, взяла его руки и поцеловала перчатки, епископ в свою очередь запечатлел нежный поцелуй на ее волосах.

— Почему вы не спите в такое время, дама Корва? — спросил Бертран своим глубоким голосом.

— Я не могла заснуть, Бертран, — ответила Карен, не отпуская его рук, — и решила встретить рассвет.

Добрый Человек не сказал ничего, только ответно пожал ее руку. В темноте она угадывала пронзительный взгляд старика, он излучал умиротворение и согревал, несмотря на мороз.

— Что вы тут делали? — Он не ответил. — Утешали умирающих? Не говорите мне, кто умер этой ночью, я не хочу этого знать, Бертран.

— Я ждал вас, госпожа.

— Меня? Почему? — спросила она, испуганно отнимая руки.

Он молчал, Карен чувствовала теплоту его взгляда.

— Сколько мы еще сможем продержаться? — продолжала Карен, не дождавшись ответа.

— Вы знаете это лучше, чем я, госпожа. Все закончилось. У нас больше нет дров и продуктов, наши люди измучены, а вражеские катапульты разрушают наши дома.

— Есть ли какая-нибудь надежда, что прибудет подмога?

— Никакой. Ни от императора Фридриха II, ни от короля Арагона, ни от графа Тулузского.

— О, Господи милосердный! Мы — последние, и вместе с нами умрет окситанская цивилизация. Они убьют наш язык ок и нашу катарскую религию. Культура терпимости, поэзии и трубадуров исчезнет навсегда. Почему нас преследуют, убивают и сжигают на кострах? Разве Христос не научил их, как нас, любить и уважать ближнего? Почему Добрый Бог позволяет дьяволу властвовать, допускает, чтобы происки Князя Тьмы победили на земле?