Александр Олейников - Дом №12

Хочу также заметить вам, что в наличии имеются явственные факты и сведения, относящиеся к изложению описания странного дома, то есть его посетителей, бытность останков утопленных, разговоры и слухи, беседы с моими партнерами, а также прежнее и нынешнее положения курильни. Вместе с тем я готов присягнуть и поклясться на святом в чистоте своих намерений и поступков, а именно в таких, что я никак не хотел и не хочу скомпрометировать и опорочить тех, кто хотя бы и косвенно упомянут в данной записке, ровно как и свершить по ним коварный навет; я никоим образом не пытался исказить увиденное и услышанное себе на руку, приврать и вместе с тем преступить закон, не смотря уже и на свое общественное положение; наконец, я никак не хотел осквернить память об покойном моем компаньоне, сыгравшего немалую роль в этом таинственном деле, и погибшего также при весьма загадочных обстоятельствах. Семья же его, будучи находящаяся в глубоком трауре, надеюсь, не станет брать в толк мой естественный интерес в донесении такого пассажа всему Петербургу, ибо и по сей день я никак не могу внять смысл всего со мною произошедшего. Был ли я действительно в мире мертвых или же помешался мой рассудок? Мог ли я и впрямь видеть в живых человека, уж успевшего отойти в мир иной?

Таким образом, сделав кое-какие замечания и поставив нужные мне акценты, перейду с этим самым к изложению самой истории, начав, впрочем, с небольшого рассказа об самом себе.

Родился я в глухом и убогом сельце Слободкино, расположенном неподалеку от города N, Николаевского уезда, Самарской губернии, в одна тысяча восемьсот пятьдесят первом году, но самая же моя сознательная жизнь началась уже только в пятьдесят восьмом. Существование мое не сулило мне никакого дальнейшего благоденствия, поскольку родился я в семье крепостных, и был никем иным как сыном кузнеца Теремьева да его жены коровницы, кои являлись людьми помещика Винокурова, кавалера и отставного полковника кирасирского полка его величества. Нас было пять человек детей и к девяти годам я уже мог явственно ощущать и видеть всю суть моей никчемной жизни и земной должности, то есть мог отчетливо различать наш бедный, ничтожный холопий слой от слоя дворянского, и внимать своим сердцем всю суть печальной своей участи.

Но вдруг, как-то раз к нашему барину, одной глубокой и темною ночью, явился бог знает откуда экипаж весьма странного вида: это был дормез с посеревшими досками, обтянутый кожею и с загрязненными окнами. Всюду были расставлены ящики и коробки, перинка, горшки, валики и лукошки, ружья и чего там только не было. Экипаж остановился(а тогда я вел осла ночью и видел все совершенно) пред крыльцом Винокурова и в тот же миг на него сошел гражданин в какой-то рванине из серого сукна, с картузом в руках, с маленьким саком, большого роста и почтенных лет, то есть походка его и поседевшие волосы, освещаемые свечей в руке сторожа, говорили мне ясно об столь его многолетнем возрасте. Гражданин поспешно вошел внутрь вместе со сторожем и более уже не не выходил оттуда до самого следующего дня.

По утру Винокуров послал за мною нарочного, который, придя к нашему дому и увидев меня на улице подле окон, тут же велел мне явиться к барину с целью дознаться от меня некоторых подробностей. Так, с кое-каким волнением в сердце, я побежал к господскому дому, где почти чуть не столкнулся с тем самым приезжим гражданином. Одет он был теперь же в темно-зеленого цвета военный длиннополый сюртук, шитый из шалона, в панталонах и стареньких сапогах. Лицо его было по-военному угрюмо, без каких либо признаков живости, но отдавало весьма познавательной умственностью. При виде меня оно как бы осветилось, то есть на миг в нем будто просквозило счастье, но в другую минуту он поспешил скрыться, а человек, бывший с ним, помог ему взобраться на экипаж, после чего они удалились в сторону города.

Придя к барину я узнал, что Артемий Павлович, то есть сам он, распорядился отдать меня на воспитание гувернеру, что теперь же я будто должен распрощаться со своей семьей и жить в его доме на особом положении; тут же француз Дидье, бывший воспитателем двух сыновей Винокурова, отвел меня в мою комнату и в тот же самый день жизнь моя переменилась окончательно.

Так на пятнадцатом году выучился я русской грамоте, окончил школу и был весьма сносным и толковым подростком в делах хозяйственного правления; я хорошо выражался и по-французски, читал военные повести и был так сказать на хорошем счету у Артемия Павловича. Впрочем, признаюсь, что я с лихвой понабрался от такой жизни удали и прыти, да и барской спеси, да так, что уж к концу второго года и думать забыл об своей семье. Однако ж всему есть конец, а потому случился он и тут, и вот по какому поводу.

Читать дальше