Мэри Стюарт - Гром небесный. Дерево, увитое плющом. Терновая обитель (сборник)

– Нет!

На сей раз он, наверное, почувствовал приступ неподдельной паники, что охватила меня, заставив окоченеть у него в руках. Об этом-то я и не подумала. Я пришла встретиться с Адамом Форрестом сегодня без какой-либо ясной идеи, что сказать, зная лишь одно: надо любой ценой скрыть от Кона роман восьмилетней давности. Восемь лет – долгий срок, и мне ни на миг не приходило в голову, что страсть могла не угаснуть до конца, что она все еще тлеет, готовая в любой момент вспыхнуть снова опасным пламенем. Мне так ясна была моя роль – в конце-то концов, всего лишь сказать Адаму Форресту чистую правду, что он безразличен мне, что прошлое умерло и похоронено и я хочу, чтобы так оставалось и впредь.

А потом, после окончания разговора – дружеское, вежливое прощание давно расставшихся возлюбленных… Я надеялась – более того, твердо знала, – с этой стороны подвоха ждать нечего. И вот вам пожалуйста – после стольких дней гладкого, неправдоподобно легкого притворства опасность грянула именно отсюда, откуда я ее меньше всего ожидала.

Я отчаянно попыталась собраться с мыслями. Но единственное, что было совершенно ясно: Кон не должен ничего знать. Перед мысленным взором у меня внезапно с резкой отчетливостью возникло его лицо, глядящее на меня на тропе перед заливным лугом… а позади – настороженные тускло-карие глаза Лизы.

– Пожалуйста, – запинаясь, пролепетала я, – не надо. Не надо приезжать в Уайтскар. Обещай мне, что не станешь приезжать в Уайтскар!

– Милая, ну хорошо. – Когда я заговорила, он выпустил мои руки и теперь во все глаза смотрел на меня. Улыбка погасла, меж бровей пролегла глубокая борозда. – Как хочешь. Видит Бог, я и не думал тебя дразнить. Я пообещаю все, что ты только потребуешь, кроме одного – не пытаться снова увидеться с тобой. Ты не можешь попросить меня тихо убраться восвояси и ничего не предпринимать, зная, что ты рядом, в Уайтскаре. Во-первых, нам волей-неволей придется встречаться, а я, – снова проблеск улыбки, – вынужден буду позаботиться, чтобы это случалось как можно чаще. Но не волнуйся. По-моему, я понимаю твои чувства и уважаю их… только не лишай меня возможности попытаться изменить их – теперь, когда мы оба свободны.

– Свободны? – На меня снова налетел вихрь видений: Кон, Лиза, дедушка, Жюли… Я горько спросила: – Кто это из нас свободен?

– Милая…

Сама его тихая настойчивость просто пугала. Какое-то странное чувство, наверное приступ паники, вдруг завладело мной и прорвалось наружу словами, которые я вовсе не собиралась говорить.

– Ты имеешь в виду, это ты теперь свободен! Тебе кажется, меня можно прогнать, когда тебе это удобно, забыть меня на целых восемь лет, а потом, когда я вернусь, преспокойно начать с того, на чем остановились? Ты предпочитаешь сам выбирать время, когда любить, да? «Для тебя это не кончилось!» – безжалостно передразнила я. – Вот уж и вправду! Теперь, когда ты навсегда вернулся домой, а жена умерла, теперь-то тебя, конечно, вполне устраивает, чтобы я была рядом! Ну а меня это не устраивает! Как я могу выразить это яснее? Я пыталась добром, но добром ты не понимаешь. Все кончено. Кончено. Так что, пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста, отпусти меня и оставь в покое!

Даже в этом неверном свете я увидела, как переменилось его лицо – и умолкла, почти напуганная. Потом мысли у меня прояснились. Здесь таится опасность – нельзя забывать об этом. Что бы ни произошло, что бы я ни наговорила ему, сколько бы ни пыталась продолжать свой маскарад – здесь таится опасность. Почему бы не пойти на риск и не закончить все раз и навсегда? Все должно умереть в одночасье. Адам Форрест уже пережил подобное много лет назад, нельзя допускать, чтобы все начиналось снова – и напрасно. И существовал только один способ предотвратить это. Кон недаром показал мне, как разыграть свои карты.

Но в данный момент я просто не знала, с чего начать. Застыв на месте, я беспомощно смотрела на Адама.

А потом передо мной уже не осталось выбора. Слова его шли настолько в тон моим мыслям, словно он читал их.

– Не будь это так абсурдно, – очень медленно проговорил он, – не будь это так безумно, так похоже на черную магию… я бы сказал, что ты не можешь быть Аннабель. Даже за восемь лет ты не могла бы настолько перемениться.

Я резко глотнула воздуха и задохнулась им, а потом произнесла – быстро и чуть громче, чем следовало:

– Что за нелепость! Кем я еще могу быть?

– Именно об этом я и гадаю, – еще медленнее отозвался он.