Мэри Стюарт - Гром небесный. Дерево, увитое плющом. Терновая обитель (сборник)

– Ты ничего не могла поделать. Когда влюбляешься, тут уж никто ничего не поделает. – Жюли преподнесла сие обветшалое клише так, словно это была универсальная панацея, все еще запечатанная и сверкающая полиэтиленом. – Дальнейшие действия – вот что важно. Я именно то и подразумевала, когда сказала, что знаю, что ты пережила трудные времена. То есть я имею в виду, коли уж влюбишься в женатого человека, так совершенно ничего нельзя предпринять, правда?

Похоже, для Жюли влюбиться было событием столь же понятным и неподвластным собственной воле, как заразиться во время эпидемии. А то, что наступает такой момент, когда воля сознательно отступает и дает желанию зеленый свет, было для моей юной кузины так же незнакомо, как и знание, что, не сдайся воля, желание свернуло бы в сторону и жизнь в конце концов снова потекла бы тихо и мирно.

– Можно только взять и уйти, – продолжала Жюли. – Вот и все, что тут поделаешь. Я знала, почему ты сбежала, и считала, что это чудесно с твоей стороны. Знаешь, я столько плакала.

– Вот уж незачем было, – произнесла я сухим, закаменелым тоном.

Жюли хихикнула:

– О, для меня в том возрасте все это было вовсе не трагедией. Печально, да, но и прекрасно, как в волшебной сказке. Лежа в постели, я постоянно придумывала счастливый конец, только ни один из них не мог сбыться, потому что это означало бы, что она – я имею в виду, его жена – должна умереть. А какой бы жуткой она ни была, всегда ведь чистой воды надувательство, когда в романах убивают персонаж, который мешает счастливому концу. И наверное, в те дни для меня все это было больше как в книге, чем как то, что реально произошло с людьми, которых я знаю. Очень тебе тогда было плохо, да?

– Да.

– Я вот с тех пор иногда задумываюсь, – сказала Жюли, – не взваливает ли жизнь на всех нас слишком уж много. Как подумаешь… ну ладно, пустяки. Ты не сердишься, что я тебе сказала? Мне хотелось, чтобы ты знала, что мне известно… Вот и все. Если хочешь, не будем больше об этом говорить.

– Не важно. Все прошло.

Она посмотрела на меня почти шокированно:

– Прошло?

– О боже, Жюли, за кого ты меня принимаешь? Нельзя вырвать из жизненной канвы здоровенный кусок, а потом рассчитывать, что вся картина останется неизменной, пока не вздумается прийти и закончить ее. Нельзя вернуться назад прямо на то место, с которого ушел. Да и не хочется. Ну разумеется, все прошло!

– А я думала…

– Неужели ты всерьез полагаешь, – начала я и сама услышала, как звенит мой голос от волнения, – что мне хотя бы на секунду пришло в голову вернуться, знай я наверняка, что он еще здесь?

– Так ты не знала?

– Конечно не знала! Я была совершенно уверена, что его нет, не то ни за что не приехала бы, разве что совсем ненадолго, просто повидаться с дедушкой и уладить кое-какие вопросы. Но остаться здесь… Нет.

– Но… – Голос у нее звучал разочарованно, как у ребенка. – Но разве теперь все не уладилось? Я имею в виду, раз уж ты приехала, а он уже здесь, и…

Фраза оборвалась.

– Ты имеешь в виду, раз уж Кристал Форрест умерла? – напрямик спросила я.

Жюли сдавленно ахнула.

– Ну… да.

Я засмеялась:

– Бедняжка Жюли. Вот он, твой счастливый конец. Мне очень жаль.

– Аннабель…

– Забудь об этом, дорогая. Сделай мне одолжение, забудь. И напомни мне как-нибудь поблагодарить тебя за то, что ты все забыла, общаясь с Коном и остальными. Мне бы страшно не хотелось, чтобы они узнали. У Кона имелись свои… теории, отчего я уехала.

Голос ее вдруг стал совсем взрослым и любопытным:

– А ты недолюбливаешь Кона. Почему?

– Бог его знает. И «недолюбливаю» – неподходящее слово. Скажем, я ему не доверяю. Жюли…

– Мм?

– А что именно тебе известно про меня и… про меня и Адама?

– Только то, что я сказала. Я знала, что вы встречаетесь, и знала, что вы регулярно переписываетесь и оставляете послания в дупле. И еще, наверное, знала, что это была безнадежная страсть… Чему ты смеешься?

– Прости. Твоему словарю. Продолжай. Итак, это была безнадежная страсть.

– Ну ладно, – сказала она, ничуть не обидевшись. – Наверное, я читаю сплошь не те книги. Но это ты сама сейчас взяла неверный тон. Я так понимаю, теперь тебе все это уже не важно.

– Да.

– Хорошо же. – Она вздохнула почти огорченно. – А я-то надеялась, что все теперь закончится, как следовало. Понимаешь, все кругом ведь знали, что они несчастны друг с другом, в смысле, он и его жена. По нему никогда нельзя было понять, что он думает, но она не особо-то старалась притворяться, правда? Я хочу сказать, довольно напряженное получалось зрелище, когда они вместе выходили на люди, да? Даже я заметила, хотя была еще ребенком. Это ведь правда, так и было?