Аллен Эскенс - Жизнь, которую мы потеряли

Я был уже на верхней ступеньке, когда Лайла открыла дверь своей квартиры, увидела меня и, ткнув пальцем в коробку на моем плече, спросила:

– А это что такое?

– Оставшиеся материалы по делу Карла. Я только что их забрал.

У Лайлы загорелись глаза.

– А можно мне посмотреть?

С тех пор как Лайла прочла стенограмму вступительного слова прокурора, дело Карла стало моей приманкой, ключом к сердцу Лайлы, способом заманить ее в свою квартиру и провести время в ее обществе. Я явно покривлю душой, если скажу, что мои усилия раскопать дело Карла Айверсона никак не связаны с нежными чувствами к Лайле.

Мы прошли в мою квартиру и принялись рыться в коробке, в которой лежало несколько десятков папок разной толщины, на каждой или стояло имя свидетеля, или была сделана пометка типа «судебная экспертиза», «фотографии», «расследование». Лайла вытащила папку с пометкой «дневник», а я ту, на клапане которой значилось «фотографии судебно-медицинского вскрытия». Я вспомнил, как прокурор в своей вступительной речи предупреждал о негативном воздействии снимков на психику нормального человека. Я также вспомнил рассказ Бертела Коллинза, государственного защитника Карла, о том, какую реакцию вызвали у него эти фото, когда он впервые их увидел. Мне нужно было посмотреть на снимки – и не потому, что их созерцание было так уж необходимо для проекта. Нет, мне хотелось понять, что именно произошло с Кристал Хаген. Ее имя из некой абстракции должно было наконец обрести лицо, а кости – обрасти плотью. Я должен был проверить себя на стойкость и силу духа.

Папка со снимками судебно-медицинского вскрытия оказалась самой тонкой – всего пара десятков фотографий восемь на десять. Я сделал глубокий вдох и закрыл глаза, приготовившись к худшему. Затем резко открыл папку, словно сорвав пластырь, и, открыв глаза, увидел улыбающуюся красивую юную девушку. Это было школьное фото Кристал Хаген в девятом классе. Ее причесанные на прямой пробор длинные золотистые волосы обрамляли лицо мягкими кудрями а-ля Фэрра Фосетт, которой тогда подражали все девушки. Кристал улыбалась идеальной улыбкой: пухлые губы приоткрывали белые зубы, глаза лучились едва заметным озорством. Она была очень красивой девушкой – одной из тех девушек, которые нравятся юношам и вызывают отеческие чувства у стариков. Прокурор наверняка демонстрировал фотографию жюри присяжных, чтобы заставить их проникнуться состраданием к жертве. В папке должны были найтись и другие фото, которые прокурор использовал, чтобы вызвать отвращение к обвиняемому.

Несколько минут я разглядывал фото Кристал Хаген. Пытался представить ее живой, представить ее учебу в школе, ее переживания из-за отметок и мальчиков или миллион других терзаний, которые заставляют страдать подростка и которых не дано понять взрослому человеку. Я пытался представить ее взрослой женщиной, когда она из чирлидера с длинными разлетающимися волосами превратится в степенную мать семейства с практичной прической и минивэном. И мне стало безумно грустно, что она умерла.

Затем я увидел следующее фото, и у меня все похолодело внутри. Я поспешно захлопнул папку, чтобы прийти в себя. Лайла тем временем изучала свою папку – дневниковые записи, – причем настолько сосредоточенно, что даже не заметила моей болезненной реакции на фото. Я смотрел на снимок буквально секунду, но и этого оказалось достаточно, чтобы теперь он стоял у меня перед глазами. Я снова открыл папку.

Да, я ожидал, что у нее не останется волос, ведь для того, чтобы сгорели волосы, много огня не требуется. Но вот чего я совсем не ожидал, так это того, что у нее сгорят губы. Ее зубы, белоснежные на школьной фотографии, теперь торчали, все в желтых пятнах от жаркого пламени, из челюстной кости. Она лежала на правом боку, демонстрируя расползшиеся ткани на месте того, что некогда было левым ухом, щекой и носом. Лицо превратилось в застывшую в немом крике черную маску обуглившейся кожи, голова из-за сокращения мышц шеи была вывернута назад, к левому плечу. Ноги прижаты к животу, как у эмбриона; мясо на бедрах и икрах расплавилось до кости, обгорело и сморщилось, точно вяленая говядина. Обе ступни превратились в культи. Пальцы правой руки загнулись к запястью, уткнувшемуся в грудь. Все суставы были скручены узлом, поскольку хрящи и сухожилия съежились от нестерпимого жара.

Я увидел, куда именно упал на нее лист кровельного железа, защитив часть торса от пламени. Подавив рвотный позыв, я перешел к следующему снимку, где Кристал уже лежала на спине, свернувшись застывшим клубком. Судебный медик держал левое запястье Кристал затянутой в латексную перчатку рукой. Кожа на левой ладони Кристал сохранилась чуть лучше, поскольку ладонь эта оказалась под лежащим на земле теле. В другой руке, между большим и указательным пальцем, судебный медик держал сломанный ноготь, позволяя сравнить его с ногтями на левой руке жертвы. Это был тот самый накладной ноготь, который впоследствии был обнаружен на ступенях заднего крыльца дома Карла.