Маттиас Эдвардссон - Почти нормальная семья

Я наслаждалась.

Он прижался ко мне, от этого я очень возбудилась. Я хотела, чтобы он продолжал.

Через несколько мгновений он опрокинул меня на кровать. Я лежала на спине, а он навалился на меня всей тяжестью, закрыл мне рот своими губами и запустил язык глубоко мне в горло.

Теперь мне уже не понравилось. Нечем было дышать.

Я дергалась под ним, как рыбка на крючке. Пыталась закричать. Как он не видит, что делает мне неприятно?

Я задыхалась, а Робин продолжал как ни в чем не бывало. От нежности не осталось и следа. Его движения были мощными, демонстрировали власть и силу. Я была зверем, которого ему удалось завалить.

В конце концов я поняла, что все протесты бесполезны. Мне оставалось лишь закрыть глаза и ждать, чтобы все поскорее закончилось.

Робин стянул с меня трусики и раздвинул мне ноги. Во мне как будто что-то лопнуло.

Он крепко держал меня. Я ничего не могла сделать.

Но внезапно все прекратилось.

Я не знала, жива я или мертва.

Робин вскочил и заметался по комнате, путаясь в спущенных штанах.

— Там кто-то есть, — прошипел он.

Я набирала в легкие воздух, раз за разом. Наконец-то я снова могу дышать свободно!

— Это Адам!

Робин в ужасе посмотрел в окно, забегал, ища свой джемпер. Он схватил меня за руки и попытался стащить с кровати:

— Это твой папа!

Я закрыла глаза и вздохнула.

Папа.

Слава богу.

Папа.

Я так ужасно скучаю по маме и папе, но не знаю, как буду смотреть им в глаза. Я скучаю по Амине. Скучаю по свету.

Здесь можно свихнуться. Воспоминания преследуют меня, а бежать некуда. Среди ночи я просыпаюсь оттого, что умираю. Я тону.

Я кидаюсь из стороны в сторону на кровати. Колочу в стены, пытаюсь выломать дверь. Стучу в нее ногой, пока не отбиваю себе пальцы. Мои крики рвут барабанные перепонки.

В конце концов Йимми распахивает дверь. Они вбегают вчетвером, я не успеваю ни о чем подумать. Они кидаются на меня и валят на пол.

Грубая рука Йимми придавливает меня к полу. Его вонючая ладонь душит мой крик.

Воспоминания об изнасиловании так отчетливы — я вижу все в мельчайших деталях. Какая-то часть моего существа навсегда осталась лежать, задыхаясь, распростертой на кровати в корпусе вожатых.

Они выкручивают мне руки за спину и поднимают меня. Я пытаюсь кричать, но мой рот заткнут.

Четверо мускулистых мужчин выносят меня из комнаты. Я извиваюсь, и в коридоре им приходится меня выпустить. Я с грохотом падаю на пол, и один из них бьет меня по лицу. Не знаю, нарочно ли.

Им потребовалось минут пятнадцать, чтобы дотащить меня до лифта. Внизу, в камере наблюдения, им помогают еще несколько человек. Меня кладут на доску, на моих руках и ногах затягиваются ремни. Я лежу на спине, плачу и трясусь. Словно я снова в корпусе вожатых в конфирмационном лагере. Задыхаюсь в пыхтении Робина. Пот смешивается со слезами. Все во мне протестует против того, что другой человек берет власть над моим телом. Другой человек насильно проникает в скрытые глубины и отнимает у меня достоинство, право собой распоряжаться — то, что я считала само собой разумеющимся.

Тот, кто говорит, что никогда не стал бы мстить, что кровавое возмездие неоправданно, сам никогда не подвергался насилию. Даже в Библии сказано: «Око за око, зуб за зуб». Пока не пришел Иисус и не испортил все, призывая подставить другую щеку.

Два дня спустя именно Эльза, новая девушка, ведет меня к психологу.

От Эльзы пахнет ванилью. Похоже, у нее в голове масса вопросов, но она относится к делу слишком профессионально, чтобы что-либо говорить.

— Стелла.

Ширин указывает мне на стул.

Ее темные, как у Бемби [26] Бемби — олененок из одноименного диснеевского мультфильма (1942). , глаза исполнены сочувствия и доверия. Трудно настолько не любить Ширин, как это пытаюсь делать я. Она такая, что ее просто невозможно не любить. А я предпочитаю ненавидеть таких людей.

— Как прошла неделя?

— Как «ол инклюзив» на Тенерифе.

Она с трудом сгоняет с лица улыбку:

— Я много думала о твоих словах. Ты говорила, что побывала у многих психологов. Что именно тебе не понравилось?

Я понимаю, что она пытается меня разговорить. Это всего лишь способ заставить меня раскрываться. Но все же я покупаюсь.

— Вы помешаны на диагнозах. Пытаетесь загнать народ в готовые шаблоны. Я в такое не верю.

— Знаешь что? — произносит Ширин. — Я тоже не верю. Обещаю не ставить тебе диагноз.

Ее голос звучит предельно искренне.