Маттиас Эдвардссон - Почти нормальная семья

— Пришел твой адвокат, Стелла.

— Подождет. Я пью кофе.

Она изумленно разглядывает меня, ничего не говоря. Наконец я с тяжелым вздохом поднимаюсь, складываю пополам бутерброд и запихиваю его в рот, запивая остатками кофе.

Волоча ноги, иду за охранницей в комнату, где меня ожидает Микаэль Блумберг.

— У меня хорошие новости, — говорит он, пожимая мне руку. — Прокурор разрешила свидание с родителями.

Я вздрагиваю всем телом:

— В смысле, свидание? Кто просил об этом?

Улыбаясь, Блумберг тычет себя пальцем в грудь:

— Ваш покорный слуга.

— Но…

Тревога шевелится в животе как змея. Мама и папа.

— Спасибо, но — нет, — отвечаю я.

Блумберг с озабоченным лицом подается вперед. Его лицо размывается, у меня кружится голова.

— Что ты хочешь сказать?

Я делаю глубокий вдох и закрываю глаза.

— Я этого не вынесу, — говорю я и чувствую, как по щекам текут слезы. — Не хочу с ними встречаться.

Я знала, что папа до одури в восторге от Робина. Не раз слышала, как он восхищался им.

Заманить с собой Робина в лес не представляло никакой проблемы. А уж когда я это сделаю, он не устоит. Затем вся компания мальчишек подкрадется и застанет нас на месте преступления. Скандал будет страшный.

Папа, ясное дело, станет бегать по потолку. Я знала, что он еще не уехал, — его машина по-прежнему стояла на парковке у столовой.

Первая часть моего плана сработала прекрасно. Но когда я увела Робина за деревья, где нас не видно было из лагеря, у меня возникли сомнения. Робин поднял руку, чтобы прикоснуться ко мне, глядя на меня совсем другим взглядом, чем раньше. В его глазах светилась нежность, словно он действительно хорошо относился ко мне.

— Мы не можем этого сделать, — прошептал он, коснувшись меня кончиками своих тонких пальцев.

Он был прав. Я была близка к тому, чтобы испортить ему все. Его выгонят с должности, вероятно, никогда больше не примут на работу в Шведскую церковь. А то и еще что похуже.

Я хотела отомстить папе. Не Робину.

— Через пару лет, — проговорила я, медленно отводя его руку. — Через два года и одиннадцать месяцев мне исполнится восемнадцать.

Он улыбнулся.

— Ты готов ждать так долго? — спросила я.

У нас было еще несколько минут, прежде чем появятся мальчишки, крадучись среди деревьев. Я взглянула на губы Робина. Мне так хотелось его поцеловать. Только один разочек. Это же не опасно?

— Твой папа, — сказал он и повернул голову. — Адам — твой папа.

— И что в этом такого? Ты боишься моего отца?

— Боюсь? — рассмеялся он. — Кто может бояться Адама?

— Тогда в чем проблема?

— Ни в чем. Просто вы такие разные.

Он взял меня за руку и повел дальше в рощу:

— Пойдем.

Его зубы блестели в темноте.

Он хотел мне что-то показать. В своей комнате в корпусе вожатых. Когда я напомнила, что конфирмантам строго запрещено находиться на территории вожатых, он только рассмеялся:

— То, о чем никто не узнает, никому не принесет вреда.

Незнание — сила.

— А как же папа? — спросила я, нервно озираясь.

Робин не слышал меня.

— Пошли, — сказал он и отпер дверь.

В корпусе вожатых было четыре комнаты. Узкая прихожая с зеркалом и четыре двери. Дачный запах. Робин жил в конце коридора слева.

Подойдя к окну, он опустил штору.

— Садись, — сказал он и указал на кровать.

Тут было не убрано, вещи разбросаны по всей комнате — на полу, на кровати и маленьком столике. Рядом с кроватью стояла полураскрытая сумка Робина, и, садясь на кровать, я с любопытством заглянула туда, увидев трусы, майки, дезодоранты.

— Я сейчас вернусь, — сказал он и снова вышел в прихожую.

Я сидела на кровати, ощущая, как бьется мое сердце. Вскоре я услышала, как Робин спустил воду в туалете.

Я не дура. Правда, мне было всего пятнадцать, но я все поняла. Ничего Робин не собирался мне показывать. Я могла вскочить и убежать, эта мысль пронеслась у меня в голове, но мне хотелось остаться. Все это было так увлекательно.

К тому же теперь не было риска, что мальчишки застукают нас и поднимут шум. Самое неприятное, если они начнут нас искать и…

Я отправила сообщение:

Отбой. Я передумала

Получила в ответ большой палец, поднятый вверх.

В следующую секунду Робин распахнул дверь. Теперь в его лице было иное выражение — решительное, непоколебимое. Его верхняя губа дрогнула, когда он привлек меня к себе. Наши губы встретились, его язык забрался ко мне в рот, и мы стали целоваться.