Маттиас Эдвардссон - Почти нормальная семья

У нас были с собой алкоголь и курево в разных форматах. В пятнадцать лет разбираться особо не приходится. Кто-то перелил в бутылку от шампуня виски и ликер из папиного бара. Кто-то стырил у бабушки полбутылки крепкого глинтвейна. А нескольким девчонкам удалось уговорить алкашей на скамейке купить им маленькую бутылочку водки «Эксплорер». На дне сумок лежали припасенные сигареты — завернутые в фольгу, упакованные в контейнеры или железные коробочки.

До сих пор помню то чувство свободы, которое охватило меня, когда автобус отъезжал от парковки.

Первые дни в лагере пролетели незаметно. Мы едва успевали подумать о бутылках, лежащих на дне сумок. Однажды вечером я ускользнула в лес с двумя мальчишками и выкурила сразу три сигареты, так что закашлялась и меня чуть не вырвало. Некоторые еще в первый вечер нашли друг друга и теперь целовались, накрывшись с головой одеялом, в нашей спальне.

Там было озеро, в котором мы каждый день купались. Однажды утром Робин стоял по колено в воде, глядя на озерную гладь, а лучи солнца играли на его мокрой груди.

Другие девчонки с хихиканьем побежали на берег. Озеро все еще было холодным, невозможно было оставаться в воде больше десяти минут.

Сама же я медленно прошла по воде мимо Робина, поймала его взгляд и улыбнулась. Знала, что он продолжает смотреть мне вслед, когда я медленно выходила на берег. Очень не спеша я нагнулась, поднимая с земли свое полотенце.

Чуть в стороне на травке стояли двое вожатых и улыбались. Откинув мокрые волосы и завернувшись в полотенце, я двинулась в сторону корпуса.

Когда я увидела папу, я должна была бы удивиться. Но я ощутила только боль и горе.

Он стоял там как ни в чем не бывало, немного неуверенно улыбаясь мне. Даже этой недели свободы он не желал мне дать. Даже этого.

Я сказала ему, чтобы он проваливал. Потом побежала в корпус.

И тогда я приняла решение.

Самоисполняющееся пророчество — да, папа? Если он ожидает кошмара, я обеспечу ему этот кошмар.

— Как ты сегодня? — осторожно спрашивает Винни-Пух.

Я не отвечаю.

Он кладет на стол новую книгу.

— Эта не такая мрачная, как «Под стеклянным колпаком».

Я читаю аннотацию на обороте обложки и рассеянно перелистываю книгу.

— Сам я очень ее любил, когда был в твоем возрасте.

Похоже, речь там идет о семнадцатилетнем Холдене, который считает, что почти все люди — идиоты. Мне куда больше нравится название по-английски: «Catcher in the rye» [25] Роман Дж. Сэлинджера, известный в русском переводе как «Над пропастью во ржи». .

— Что произошло вчера? — спрашивает Винни-Пух.

Видимо, до него дошли рассказы о моем пребывании в камере наблюдения.

— Ничего.

Не хочу это обсуждать. Честно говоря, не верю, что Винни-Пух до конца понимает нравы изолятора. Он неглуп, я не то имею в виду, и даже не наивен. Просто если закрыть глаза достаточно крепко, можно сколько угодно отрицать действительность. У Винни-Пуха сложилась своя картина мира. Он знает, каким он хочет видеть этот мир, а ко всему, что противоречит этому образу, весьма эффективно поворачивается спиной или закрывает глаза. Шведский изолятор — хорошее место. Здесь у человека есть права, его содержат в приличных условиях в ожидании возможного суда. Издевательства, насилие и злоупотребление властью — это такие вещи, которые в мире Винни-Пуха можно увидеть только в кино.

— Может быть, тебе стоит поговорить об этом с Ширин? — говорит он.

Я не выдерживаю:

— Ты здесь, чтобы преподавать шведский. Обо всем остальном можешь забыть!

У Винни-Пуха виноватый вид, как у щенка, написавшего на пол.

— Мне что, написать на нее рецензию? — спрашиваю я, размахивая в воздухе книгой.

Он поднимает руку к лицу, словно боится, что я его ударю.

— Хорошо-хорошо, можешь написать рецензию.

— Спасибо.

На следующее утро я просыпаюсь с книгой на подушке. В мозгу сохранились смутные образы ночи, и мне трудно различить — что я читала, а что мне приснилось. Я чувствую себя, как Холден, когда тот просыпается в доме своего старого учителя и старик сидит, гладя его по волосам. Я долго стою над раковиной и плещу себе в лицо холодной водой.

Настроение поднимается, когда приносят завтрак. У охранников довольные лица, и кофе на этот раз не имеет привкуса козьей мочи.

За едой я листаю книгу, пытаясь понять, сколько же успела прочесть, прежде чем заснуть, когда дверь у меня за спиной снова открывается.

Одна из пожилых охранниц, с ясными глазами и бодрой улыбкой, у которой вид как у воспитательницы в детском саду, заглядывает ко мне: