Вадим Агапов - Гроссмейстер

Погожин, глядя на Строганова, нахмурился. Я покачал головой, – что он задумал?

Мы переместились в сад, причем я и Сергей Миронович сидели в креслах в белой деревянной беседке и пили чай. А Арсений, судя по треску ломавшихся веток, шастал где-то неподалеку. Доберманов, наверное, заперли.

– Я научился неплохо разбираться в людях, – говорил мне Погожин, – смотрю на человека и вижу его, кто он, что он, на что способен и так далее. Вот, ты, к примеру, честный, простой и бедный. Ты уж извини, но я ведь прав? – и не давая мне ответить, продолжил: – Конечно, прав. Таким и останешься. Это нормально… А вот твой приятель… он мне не понятен. Как думаешь, сможет выполнить обещание? Разыщет воду?

– Он всегда выигрывает, – улыбнулся я своим мыслям: даже если не находит кого-то или чего-то, все равно побеждает!

– Ну посмотрим, посмотрим, – покачал он головой. – Так вот, я не понимаю, что он из себя представляет. Какая он фигура? Офицер? Ладья?

– Боюсь, что он не фигура, – усмехнулся я, – он игрок. Гроссмейстер.

– Брешешь! – не поверил Погожин. – Даже Сердюков не гроссмейстер, а так, близко к этому… Нравится дом? – вдруг переменил он тему.

– Да, – энергично кивнул я. – Отличный дом, и сад, и…

– Сам всего достиг! – сообщил он мне. Погожин был из тех людей, которые в разговоре предпочитают говорить сами, не слыша собеседника. – Это Георгию родители помогли… отец… а я все сам. Выбился в люди, создал свою империю… вот только странно… ты же доктор, вроде?

Я вежливо кивнул.

– Так вот, странно как-то последнее время себя чувствую. Не радует ничего… Не радует! Может, попринимать чего? Ну, кроме бани и водки.

Я, стараясь быть серьезным, поведал ему про концепцию Аристотеля эвдемонического счастья:

– Человек радуется, когда концентрируется не на своих проблемах и эмоциях, а на внешнем мире, – говорил я ему, – когда имеет цель в жизни, когда имеет причастность к чему-то большему, чем он сам. Счастлив тот, у кого есть смысл в жизни. И главное, когда он делает счастливыми других. Эвдемонизм…

– Я, знаешь ли, православный, – остановил он меня, поглядывая как на блаженного, – поэтому мне весь этот демонизм не по душе…

К нам тихо подошел молодой человек, видимо, помощник и, кашлянув, сообщил:

– Сергей Миронович! Посмотрите новости, там кое-что любопытное…

И вручил ему планшет. В разделе происшествий была открыта статья «Нападение на известного искусствоведа». Погожин нашел ссылку и на видеосюжет:

«Сегодня ночью было совершено дерзкое нападение на известного петербургского искусствоведа и бизнесмена Эдуарда Воровского, – сообщала ажиотированная дикторша. – В момент, когда он вместе с охраной выходил из ресторана, двое неизвестных открыли стрельбу. Один из охранников был убит, сам господин Воровский с тяжелым ранением был госпитализирован в одну из городских клиник…»

– Погнали! – услышали мы крик Арсения, после чего он появился около беседки. – Отзвонились, все в порядке. Теперь бегом в архив. Сергей Миронович, сегодня мы добудем для вас воду жизни! Готовьтесь… Чего это вы на меня так смотрите?

Когда мы уходили, Погожин говорил кому-то по телефону: «Сечкин подчищает, наверное!»

На этот раз, чтобы сэкономить время, пришлось отказаться от любимой Строгановым электрички и согласиться на настойчивое предложение Погожина довезти нас на машине. Также он вручил нам пару новеньких кнопочных телефонов, как он объяснил, для спецсвязи. «По крайней мере, никакой Игорь Иваныч нас не услышит», – хмыкнул он.

Поскольку Арсений знаком дал мне понять, чтобы я держал язык за зубами, я переживал новость про Воровского молча. Не говоря уже о вопросах, которые мне очень хотелось задать нашему гроссмейстеру по поводу воды и других материй. Так что ехали мы в тишине, точнее, под музыку. Строганов попросил водителя «убрать радио» и включил музыку на своем телефоне – «Perfect strangers» – и стал подпевать Deep Purple, причем громче самого Гиллана. Водитель повернул голову, оторвав взгляд от дороги. «И это лучше Дорожного радио?» – пробормотал он, искренне недоумевая, что за странных, совершенно чужих он везет.

Как ни странно, пение Арсения меня отвлекало. Выбивало мысли из головы. И это было хорошо, поскольку стоявший в ногах саквояж с деньгами напоминал мне об убийствах, трупах, олигархах и прочих наших проблемах…

Случайно обернувшись назад, я заметил, что за нами пристроился черный джип, похожий на наш. Я обратил на это внимание Арсения, но тот легкомысленно бросил что-то типа «почетный эскорт» и, приложив палец к губам, продолжил пение. Мне это вначале показалось странным, а при дальнейшем размышлении – неприятным. Погожин не доверял нам, это факт. Я вспомнил его указание не выходить из комнаты ночью из-за сигнализации… Доберманы вокруг дома… Для чего? Чтобы мы ничего не украли? Хорошего же он о нас мнения. Далее. Что бы ни задумал Строганов со своей неукротимой фантазией, Погожин, если его надуть, или напарить, или разочаровать, так просто это не оставит. Я вспомнил его фразы насчет «отправить в ад», и мне стало не по себе…