Картер Браун - Пропавшая нимфа - Сборник

— Зачем ты извиняешься? Я и без того достаточно переживаю, что доставляю тебе столько хлопот.

— Мои парни раскопали одного Бланка, хозяина гаража в Ницце, но не того. По имени Август, семидесяти лет.

— Может, его отец?

— Мы тоже об этом подумали. Под предлогом финансовой инспекции ребята его расспросили. Он одинокий, вдовец, ни жены, ни детей.

Я горестно вздохнул. Кусселли похлопал меня по плечу.

— Не падай духом, мы не бросим поисков. Только если сам откажешься.

— Я сейчас в таком положении, что, если бы и хотел, уже поздно.

Он промолчал, но посмотрел на меня с любопытством. И вдруг я почувствовал необходимость довериться ему полностью. Не из желания оправдаться, а чтобы не чувствовать себя одиноким со своей невероятно тяжелой тайной на плечах.

— У тебя есть время выслушать меня?

Я завершил свою исповедь уже за полночь, начав с женитьбы и кончив убийством Моники Вотье. Кусселли слушал меня внимательно, ни разу не прервал, только беспрерывно дымил, прикуривая одну сигарету от другой.

— Теперь ты знаешь не меньше меня... Не думай, будто я рассказывал небылицы, чтобы разжалобить тебя. Доказывать свою невиновность тоже не собирался. Ведь твое отношение ко мне не зависит от того, виновен я или нет.

Он улыбнулся и несколько раз кивнул.

— Конечно, это ничего бы не изменило, потому что ты пришел от Пастеля. А потом, твои дела касаются только тебя, и я не стал бы ни о чем спрашивать. Но сейчас с чистой совестью могу сказать: на твоем мес^е я бы поступил так же.

— Теперь ты понимаешь, что Марсель Бланк — единственная возможность узнать, кто все это организовал.

— Да, распутать эту историю сможешь только ты сам. Я, как и ты, провел за решеткой пять лет, нам известен твердый закон, существующий у зеков: самому заниматься своим делом. Я никогда не стану осведомителем, но и непосредственно участвовать ни в чем не собираюсь. Не сомневайся, я сделаю все, чтобы отыскать Марселя Бланка. Остальное — твоя работа. Скрывать тебя буду, сколько потребуется, потому что ненавижу легавых, это дело принципа. Но большего у меня не проси.

Прошло еще два дня, в течение которых я метался от кровати к окну, от окна к двери и назад. Газеты перестали писать об убийстве Моники Вотье, а если и мелькали кое-какие сообщения, то только на третьей странице, причем все они были ерундой.

Я ничего не писал Анне из боязни, что письма к ней будут проверять. Бармен, приносивший мне еду, говорил только о погоде. Барометр упорно показывал «ясно».

Это совсем не радовало. Синее, спокойное море, о котором я тосковал все эти годы, существовало не для меня, нельзя было даже пройтись по кромке воды.

Я продолжал перебирать в голове свои безрадостные мысли, которые мучили даже во сне. Еще несколько подобных дней, и меня можно будет отправить в сумасшедший дом.

В одиннадцать вечера ко мне как вихрь ворвался Кусселли, глаза его радостно сверкали. Он был крайне возбужден.

— На этот раз мы его точно засекли, ты слышишь? Твоего Марселя Бланка. Ему двадцать девять лет, и ремонтную мастерскую он открыл в октябре 1960 года.

Иными словами, через два месяца после моего ареста. Даты совпадали.

Кусселли добавил:

— Могу даже описать его внешность. Высокий брюнет с длинным лицом.

— Точно, это он.

— Его мастерская находится перед Сен-Тропе, справа, если ехать от Канн. На ней вывеска «Кальтекс» — уж не знаю, что это означает. Он живет с женой и имеет механика.

Я решительно кивал головой.

Хочет того Марсель Бланк или нет, но ему придется сказать правду, даже если для этого мне потребуется прибегнуть к силе.

Было девять утра, отпускники очень редко встают рано, поэтому улицы Канн были безлюдны. Мопед, купленный недавно в одном гараже, негромко тарахтел по шоссе.

Вопреки уговорам КуСселли, ночью я так и не смог ни на секунду закрыть глаза, до такой степени был возбужден, думая о предстоящем свидании.

Перед самым моим отъездом Кусселли принес какой-то флакон.

— Тебе было бы лучше изменить цвет волос...

Быстродействующая краска через час сделала меня брюнетом, местным уроженцем. Это сильно изменило мою внешность, а выражение лица вообще казалось теперь чужим. Кроме того, я стал больше походить на того типа с фотографии в моем паспорте.

— Ну, ни пуха ни пера! — напутствовал меня Кусселли.— Но если сцапают, не забудь: тебя здесь и близко не было. Ни меня, ни мою забегаловку ты не видел.