Джоди Пиколт - Искра надежды

Как жаль, что она не может щелкнуть переключателем и отправиться назад в прошлое…

Как жаль, что она не предупредила отца о своем намерении приехать в эту клинику…

Как жаль, что не дала ему шанса отговорить себя от этой поездки…

Как жаль, что она попросила тетю привезти ее сюда…

Тетя Бекс, должно быть, уже лежит в морге, и тело ее, как и тело Оливии, отливает всеми цветами радуги. И во всем этом виновата она, Рен…

— Ты! — приказал человек с пистолетом.

Его голос вернул Рен к действительности. У него тоже было имя, но она даже думать об этом не хотела. Имя делало его человеком, а он — не человек; он — чудовище. Пока она предавалась размышлениям, человек подошел и, став перед ней, направил на нее пистолет.

— Вставай!

Остальные, как и Рен, затаили дыхание. За последние пару часов они все стали единым организмом. Мысли Рен проникали в головы других женщин, а те кожей источали ее страх.

Бинт на руке мужчины продолжал пропитываться кровью. И эта перевязанная рука была крошечной победой. Только поэтому Рен смогла встать на непослушных ногах.

Не стоило ей приходить в Центр.

Надо было так и оставаться маленькой девочкой.

Потому что теперь она может и не дожить до возраста, в котором взрослеют.

Рен услышала, как щелкнул курок, и закрыла глаза. Перед ними вставало только лицо отца: глаза цвета вылинявших джинсов, нежная улыбка, с которой он смотрел в ночное небо.

Когда Джорджу Годдарду было пять лет, его мать пыталась поджечь отца. Однажды тот заснул на диване. Мама облила грязное белье бензином для заправки зажигалок и вывернула пылающую корзину прямо на него. Здоровяк взревел, стал орать, сбивать пламя своими огромными ручищами. А мама Джорджа, со стаканом воды в руке, стояла поодаль.

— Мейбл! — вопил отец. — Мейбл!

Но мать спокойно допила воду до последней капли, не выплеснув ни одной на пламя. Когда отец выбежал из дома и стал валяться в грязи, как боров, мама повернулась к маленькому Джорджу.

— Пусть это будет ему уроком! — сказала она.

Он не хотел стать таким, как отец, но, поскольку из яблочного семечка может вырасти только яблоня с такими же плодами, хорошего мужа из Джорджа не получилось.

Однажды он это понял и решил стать лучшим из отцов. Ранним утром он отправился в Центр, последнюю клинику в штате Миссисипи, где еще делали аборты.

То, что отобрали у его дочери, ей уже никогда не вернуть. Не важно, осознаёт она это или нет, но он-то осознаёт.

…Он обвел взглядом приемную. Три женщины жались друг к другу на стульях, рядом присела медсестра, проверяя повязку на ноге раненого доктора.

Джордж усмехнулся. Доктор, мать его! То, что делал этот врач, при самом буйном воображении лечением никак не назовешь. Он должен был убить этого негодяя — и убил бы! — если бы ему не помешали, когда он только вошел в клинику и открыл огонь…

Он подумал о своей дочери, сидевшей на одном из этих стульев. Гадал, как она вообще сюда добралась. Приехала на автобусе? Или ее подвез кто-то из друзей либо (об этом он даже думать не хотел!) тот парень, который втянул ее в эти неприятности?

Джордж представлял себя в другой вселенной: как он врывается в дверь с пистолетом, видит дочь, которая, сидя в кресле, листает брошюры о том, как распознать заболевание, передающееся половым путем. Он бы схватил ее за руку и вытащил отсюда!..

Что она о нем подумает теперь, когда он стал убийцей?..

Как он сможет к ней вернуться?..

Как он сможет вернуться…

Точка.

А ведь еще восемь часов назад все это выглядело как священный крестовый поход: зуб за зуб, жизнь за жизнь…

Рана невыносимо пульсировала. Джордж попытался зубами затянуть кусок марли, но повязка все развязывалась и развязывалась. Надо бы стянуть ее потуже, но кто ему здесь поможет?

Последний раз он чувствовал нечто подобное (как будто на него давят стены), когда схватил на руки свою крошечную дочь — красную и орущую, в лихорадке, о которой он даже не догадывался и понятия не имел, как лечить, — и отправился искать помощи. Он гнал свой грузовик, пока бензин не кончился, а было уже начало второго ночи, и он с дочерью на руках пошел пешком — и продолжал идти, пока не набрел на один-единственный дом: внутри горел свет, и дверь была не заперта. Дом был с плоской крышей, ничем не примечательный — Джордж даже не предполагал, что это церковь, пока не шагнул внутрь и не увидел ряды скамей и деревянную статую Иисуса, распятого на кресте. Свет, который он заметил снаружи, оказался светом свечей, мерцавших у алтаря. «Возвращайся», — попросил он вслух жену, которая сейчас уже была на другом конце страны. Быть может, он устал, а может, просто бредил, но совершенно четко услышал ответ: «Я уже с тобой». Шепот раздавался со стороны деревянного Иисуса, из окружающей его темноты.