Джоди Пиколт - Искра надежды

— Ты так говоришь, потому что я умру?

— Нет. Нет! Я делаю все, что могу. Ты могла бы пригласить Джорджа? — попросил он и сглотнул. — Ты могла бы попросить его взять трубку и поговорить со мной?

Он услышал приглушенные голоса, а потом в трубке раздался голос Джорджа.

— Джордж, — спокойным голосом произнес Хью, — я думал, что мы договорились.

— Договорились.

— Ты сказал мне, что освободишь заложников.

— Я освободил, — ответил Джордж.

— Но не всех.

В разговоре возникла заминка.

— Я и не говорил, что всех, — возразил захватчик.

Хью всем телом прильнул к телефону, как будто шептался с любовницей.

— Ты не хочешь рассказать мне, что происходит на самом деле, Джордж? — Пауза. — Ты можешь говорить прямо. И ты это знаешь.

— Все ложь.

— Что ложь?

— Как только я отпущу твою дочь, что станет со мной?

— Мы поговорим об этом, когда ты выйдешь. Ты и я, — пообещал Хью.

— Ерунда! Жизнь моя кончена, так или иначе. Пойду ли я в тюрьму и сгнию там или же меня застрелят.

— Не застрелят, — убеждал Хью. — Я этого не позволю. — Он пробежал глазами свои записи, сделанные по мотивам последнего разговора с Джорджем. — Забыл? Ты сам положишь этому конец. И поступишь правильно. Твоя дочь… черт побери, весь мир!.. смотрит на тебя, Джордж.

— Иногда поступить правильно означает сделать что-то плохое, — негромко ответил тот.

— Необязательно, — возразил Хью.

— Ты не понимаешь. — Джордж говорил голосом сдержанным, отстраненным. — Но обязательно поймешь.

А это уже настоящая угроза. Последние слова, несомненно, звучали как угроза. Хью взглянул на командира отряда быстрого реагирования и встретился с ним глазами: Квандт стоял в углу палатки и не сводил с него взгляда. Он поднял руку и указал на часы.

— Отпусти Рен, — стал торговаться Хью. — И я гарантирую, что ты останешься жив.

— Нет. Меня не застрелят, пока она остается у меня в заложниках.

Хью необходимо было предложить Джорджу какую-то реальную альтернативу защищенности — такую, где не фигурировала бы Рен.

И он понял, что нужно делать.

Хью посмотрел на капитана. Квандт никогда не согласится. Слишком рискованно. А Хью лишится работы — а быть может, и жизни, — но дочь его будет спасена!

Выбора действительно не было.

— Джордж… возьми меня в заложники.

Бекс была мертва. Разве могло быть иначе, ведь вокруг белым-бело и яркий свет, а разве не этого все ожидают после смерти?

Она чуть-чуть повернула голову налево и увидела стойку с капельницей и капающий физраствор. Над головой — люминесцентная лампа.

Больница. Она совершенно точно не умерла — наоборот.

Когда она подумала о Рен и Хью, в горле встал ком. Все ли в порядке с племянницей? Она мысленно представила Рен: стоит на одном колене, тянет за белый язычок свою кроссовку. Она вспомнила, как Хью склонился над ней в машине скорой помощи. Именно так Бекс и видела весь мир — фрагментами. Если бы она смогла воссоздать все это в своей студии, то назвала бы полотно «Обратный отсчет». Она бы высветлила напряженные жилы на шее Хью, дрожащие руки Рен. А фон выбрала бы синюшный.

Бекс создавала инсталляции для коллекционеров даже в Чикаго и Калифорнии. Ее работы были размером с целую стену. Если отойти подальше, можно было разглядеть женскую руку на округлом животике. Ребенка, который тянулся к висящей над головой игрушке-мобилю. Женщину в схватках. А вблизи было видно, что картина создана из сотен разноцветных листочков для заметок, аккуратно наклеенных шеллаком [6]на сетку.

Люди говорили о социальном подтексте работ Бекс. Явления беременности и родов, как и материал для этих инсталляций — отрывные листочки, — недолговечны. Но темы этих полотен всегда оставались актуальными.

Бекс снискала популярность, но ненадолго, десять лет назад, когда «Нью-Йорк Таймс» включила ее в список подающих надежды художников (стоит сказать, что она после этого нигде не появлялась и никуда не ездила). Журналист спросил у Бекс: раз она не замужем и детей у нее нет, быть может, она выбрала эту тему, чтобы мастерски воплотить в искусстве то, что ускользало от нее в личной жизни?

Но Бекс не испытывала нужды ни в семье, ни в детях. У нее был Хью. И Рен. По правде сказать, она считала художников перманентно беспокойными существами, однако и они не всегда суетились в поисках чего-то, хотя иногда убегали прочь от того, что имели.

Вошел медбрат.

— Здравствуйте, — поздоровался он. — Как вы себя чувствуете?