Юлия Михалева - Невидимые

Можно просто ее послушать. Необязательно оставаться.

Но не сейчас: с утра есть дела поважнее.

Бирюлев тщательно побрился, подкрутил усы, расчесал волосы на пробор. Надел свежую рубаху и новый костюм-тройку — дань тщеславию в ущерб кошельку.

Сегодня особенно хотелось выглядеть презентабельно.

На улице несло гарью. Вдали в небо поднимались струи черного дыма. За ними, бурно обсуждая, наблюдали у кромки мостовой несколько зевак.

— Что горит? — спросил Бирюлев, присоединяясь.

— Театр в сквере подожгли. Говорят, еще ночью. До сих пор тушат.

— Что ж там такое, что все никак залить-то не могут?

— Какой-то порошок, как видно, подсыпали… — сокрушенно отметил господин средних лет, по виду — чиновник.

Словно в подтверждение его слов в небо взвился очередной смоляной столб.

— Боже, до чего же стало в нашем городе жутко, — перекрестилась мещанка в зеленом клетчатом платке.

— Мало было головорезов — теперь еще поджигатели.

— Тот самый театр, где полицейские застрелили актеров? — невзначай уточнил Бирюлев.

— Так ведь в злодеев же метили, — не согласился чиновник. — Жаль, не всех порешили.

Репортер озадаченно сморщил лоб.

— Вы ошибаетесь, сударь. Не было там преступников. Все погибшие — актеры. Да и на снимках все видно.

— Ох, Господи! Да быть такого не может… — с недоверием ужаснулась мещанка. — Зачем же полицейским такое делать?

— О каких фотографиях вы говорите? — заинтересовался чиновник.

— Свежие новости еще не видели? Почитайте. Статья некого Приглядчика, "Кровавый спектакль" называется. В ней про наш полицейский участок многое сказано. Очень рекомендую.

Отойдя на пару кварталов, Бирюлев остановился перед мальчишкой-газетчиком.

— Что нынче нового, юный сударь?

— Скандальный расстрел в театре, — нараспев по привычке выкрикнул он. — Полиция в сговоре с шайкой невидимых!

— О? И где о таком пишут?

— А вот, возьмите. Пятнадцать копеек.

Бирюлев открыл газету и принялся просматривать собственную статью. Однако, дойдя до середины, похолодел.

Нет, она так и осталась вызывающей и даже оскорбительной. Текст смущал разум, изображения — чувства. Но без указания имени виновника статья не могла причинить правой руке невидимых того ущерба, на который рассчитывал репортер. Зная редакторскую алчность и беспринципность, Бирюлев не сомневался, что уговорить Титоренко оказалось не слишком сложно.

Однако разочарование визит не отменило. Не терпелось взглянуть на героя своих заметок — теперь, когда раскрылась его игра.

Заходя в участок, репортер вежливо приветствовал полицейских, приподняв соломенную шляпу.

— Убирались бы лучше! И как только совести хватает тут появляться? Ну ничего, еще попомните свои проказы, как родню убивать начнут.

— Уже, господа! Уже!

Так как иных препятствий, кроме словесных, ему не чинили, Бирюлев прошел в кабинет Червинского.

— Доброе утро, Николай Петрович!

Сыщик, всклокоченный пуще обычного, был пьян, несмотря на самое начало дня. В знак приветствия он сделал большой глоток из припрятанной прежде бутылки, словно в ней находилась вода.

Напрасно Бирюлев захватил газету: Червинскому ее уже принесли. Она лежала перед ним на столе.

Репортер придвинул стул поближе, сел. Сыщик закурил дешевую папиросу и принялся разглядывать потолок.

Молчание затянулось.

— И что же мне вам сказать, Бирюлев… Черт, да вы во всем правы! Именно я рассказал газетчикам, что в театре погибли налетчики, а не актеры. Как вы верно отметили — спасал честь мундира. Ну, что вы еще тут пишите? — Червинский, потирая опухшие красные глаза, пододвинул к себе газету. — "Полицейский через осведомителя сообщил преступникам о грядущем аресте, превратив его в кровавый фарс". И снова правда. "Продавали похищенные невидимыми вещи убитых… Будучи уверенными в своей безнаказанности". Все так.

Сыщик откинулся на стуле и вдруг нервно расхохотался, напоминая безумца.

— Я вам больше скажу. Да такое, о чем тут ни слова. Это именно я вчера ночью отозвал городовых от дома Лукьяновой. Ведь они говорят мне о том прямо в лицо, крестятся да божатся. Дескать, спятили, Николай Петрович — ваш же собственный указ исполняли! Правда, переданный по цепочке, и кто в ней первое звено — непонятно. Но им виднее: раз я, значит, я.

— Отозвали охрану? — недопонял сумбурную речь Бирюлев. — Вы же взялись ее защищать. С чего бы вам изменять привычке помогать преступникам?