Анна Михалева - Поцелуй Скорпиона

Игнатов выдохнул из ноздрей густой табачный дым и прохрипел в трубку:

— Его фамилия Бодров.

Казалось, он ждал этого момента всю свою сознательную жизнь. Фамилия мерзкого толстяка засела в его голове подобно электронному раздражителю, который любознательные зоологи вживляют в мозги подопытным обезьянкам. Эта треклятая фамилия постоянно звучала в нем, причем чаще всего в совершенно неподходящие моменты. Она стала его наваждением, хотя ее счастливого обладателя он видел всего-то пару раз и то мельком, но это не главное. Главное, что Бодров стоял на пути Игнатова к большому и легкому богатству, и в силу этого должен был исчезнуть. Понятно, что планы Бодрова совершенно расходились с пожеланиями Игнатова, поэтому последний ненавидел конкурента и желал ему самой страшной, самой мучительной смерти. Омерзительно толстый образ Бодрова преследовал Игнатова, как воплощение безумия. Ему слышались хлюпающие хихиканья толстяка, когда жена приветствовала его своим сладкоголосым «Доброе утро». Он просыпался среди ночи в холодном поту и долго еще пялился в темноту спальни, уверяя себя, что Бодров — очередной кошмар, плоская шутка его воспаленного воображения. Теперь, наконец, проговорив в трубку имя ненавистного противника, он облегченно вздохнул. На другом конце провода долго молчали. Это молчание показалось ему вечностью. Руки его неожиданно затряслись, пальцы уронили сигарету прямо на пол. Игнатов зажмурился, молясь всем известным ему богам, чтобы они уберегли его от убийственного слова «Нет». И он услыхал: «Да». Легкая победоносная усмешка коснулась его тонких губ.

— Когда? — процедил он, снова обретая голос делового человека.

— Надо подумать… — ответили ему. — Перезвоню через неделю.

— Оплата как положено. — Игнатов даже повеселел, нагнулся и, подняв сигарету, жадно затянулся. — Половина после звонка, остальное по окончании дела.

— Да, — холодно прозвучало в трубке.

— Наверное, не следует напоминать… мне нужно убрать его с дороги. Слишком опасный конкурент… И еще мне нужно соединиться с Семиным и Климовым.

— Это будет стоить дороже.

— Да знаю я! Плевать на то, сколько это будет стоить!

— Тогда договорились.

— Спасибо, Скорпион! — с совершенно непристойным для бизнесмена жаром выдохнул Игнатов.

— Пожалуйста.

Игнатов взял со стола фотографию молоденькой жены и подмигнул ей:

— Скорпион… Почему Скорпион? Странное имя, да и голос…

На другом конце провода повесили трубку.

— Ах… — Он выключил свой мобильный и небрежно сунул его в карман пиджака. — Не все ли равно, как там тебя зовут и какой у тебя голос! Лишь бы сделал все как положено.

— Прежде чем начнешь возражать, ответь мне на один простой вопрос… Ты веришь, что мне по силам устроить тебе большие неприятности? Можешь просто кивнуть…

Она молчала с минуту, с неподдельным любопытством рассматривая узоры на ковре. Потом пожала плечами и тихо проговорила:

— Ты сам одна большая неприятность… Самая большая в моей жизни.

Он поморщился и вяло махнул рукой, решив не обращать внимания на ее подростковые выпады.

— Нет, скажи, пожалуйста, — настаивал Лев, — отвечай мне, веришь ты или нет?!

Она не удостоила его взглядом и сейчас. Зачем?

Он опять играет во всемогущего покровителя, предоставляя ей роль затюканной жертвы. Пусть упивается своим превосходством. Во всяком случае, пока.

Лев Бодров расположил себя в огромном кожаном кресле, которое, несмотря на свои размеры, было ему явно тесновато — подлокотники с садистской настойчивостью сдавливали бока. Лев походил на огромную гору сала, обтянутую блестящим латексом. Жир на нем так и лоснился, сочась сквозь поры. Большой человек с маленькими сверлящими глазками. Он сидел, сложив пухлые ручки на выпяченном животе. Сидел смирно, потому что всякая попытка пошевелиться приносила ему невероятные страдания. Он морщился так болезненно и покрякивал так жалобно, что складывалось впечатление, будто его мучают на дыбе. Тонкий лучик света, нахально пролезший через щелку в тяжелых гардинах, падал Льву прямо на нос, рассекая лицо на две неровные части, подобно жуткому шраму от сабли. От этого малопривлекательная внешность Бодрова казалась совершенно отвратительной.

— Как же тебе не стыдно! Я относился к тебе как к родной дочери, я дал тебе работу, а как ты поступаешь со мной? — слишком равнодушно посетовал он, словно обращался не к конкретному человеку, стоящему перед ним на ковре, а так, к отвлеченному персонажу. Произнесенные слова, похоже, не будили в нем никаких чувств. Проговорил их так, для проформы, для поддержания разговора, что ли.