Дарья Симонова - Черный телефон

— Мне отмщение и аз Мааздам! — скаламбурил Птенчик. — Вот никогда не знал, что значит этот эпиграф к «Анне Карениной». Хотя… я и не интересовался особо.

— А зря, — мрачно изрекла Бэлла. — Ты даже представить себе не можешь, насколько это имеет отношение к… нашему визиту.

Давид улучил момент, когда Таня замешкалась на выходе из ванной — пошла на нервной почве мыть руки, — и испуганным шепотом спросил: «А какое отношение имеет к нам этот Аз воздам?» Нашел время, когда тянуться к знаниям! Таня, сама толком не зная значение этой библейской цитаты, чувствовала в ней что-то зловещее. А Бэлла, усевшись за стол и с внезапно проснувшимся аппетитом слопавшая два бутерброда, вдруг взяла неожиданную материнскую ноту и выпалила: «Слава, мы ведь тебе не чужие люди. Расскажи нам, как все было. Как ты убил Штопина?»

— Мы тебя не сдадим! — выпалил Давид, словно давал крепкую дворовую клятву.

Таня подумала, что на месте Славы она бы немедленно прогнала таких дознавателей поганой метлой. Тем более если на самом деле убила бы несчастного Штопина. Но Птенчик лишь сморщился и начал нервно чесать голову, как всегда, когда был озадачен.

— Скажи, может быть, это сделал не ты? — поспешила внести свою гуманную лепту в нелепую миссию Таня.

— Да, кстати, а почему вы вообще решили, что это я? — после некоторой паузы вышел из оцепенения Птенчик. И с невыносимой беззащитностью улыбнулся. Таня была готова от стыда провалиться сквозь землю.

— Нет, мы верим, что это не ты! — не выдержав напряжения, завопил Давид. — Просто…

— Не нужно кричать, — прервала его Бэлла. — Лучше расскажи про футляр.

Но Давиду было неподвластно внятное повествование. Все, что он говорил, звучало мальчишеской выдумкой, неумелой игрой воображения… особенно редактор Арсеньева в розовом костюме. Додик очень скрупулезно обозначил все детали, которые привели его к догадке. Он старательно играл в детектива. И Слава как будто принял эту игру, словно у него просили написать продолжение сценария, а не признаться в убийстве.

— А давайте я вам яичницу сделаю? Яичницу ирландского типа — брошу все, что есть в доме? — вдруг ликующе вопросил Слава. «Может быть, у него уже внутри такая истерика, что он сейчас выйдет из кухни и выбросится из окна», — подумала Таня и машинально посмотрела на дверь. Дверь из кухни была закрыта. Так делают, когда кто-то еще есть в доме, кому не хотят мешать. Но кажется, после развода Птенчик снял квартиру и жил в ней один. Квартиру, которая была ему не по карману. Но Бэлла старалась его выручить премиями, а сам он грезил о мифических побочных заработках, вроде игры на саксе в переходе…

— Слава, давай подождем с яичницей. Ответь нам на вопрос. — Бэлла тщетно пыталась привести свое вечернее вторжение в чужой дом к логическому знаменателю.

— Но вы задали слишком много вопросов. И я не уверен, что обязан на них отвечать, — деловито и невозмутимо возразил Птенчик, открыл холодильник и начал там глобальную перестановку каких-то банок и сковородок, в результате чего одна крышка полетела на пол. Только потом Таня поняла, что он хотел заглушить звуки. Звуки за дверью.

— Ты, конечно, имеешь право хранить молчание, — печально пошла на попятную Бэлла, — но это может для тебя плохо кончиться. Нельзя вечно жить в атмосфере подозрений. К тому же тайное становится явным. Ведь мы могли бы найти другие источники информации, но мы пришли прежде всего к тебе, потому что любим и уважаем тебя, и не собираемся осуждать, если ты причастен к этому преступлению. Но нам надо знать, как все было. Иначе золотая эпоха «Грина» закончится, не начавшись. И нам придется найти эти другие источники, но для тебя… самая важная дверца закроется.

В этот самый момент открылась другая дверца — возможно, не менее важная. Дверь в кухню. И появилась Лена Царева.

— Слав, ты меня извини. Но я сдаюсь. Я им все расскажу. Это я убила Штопина.

— Так… начались глупости. Не обращайте внимания, дамы и господа. Ленца… ну вы же ее знаете. Она выпила, и у нее обострился комплекс Жанны Д'Арк.

— Что это за комплекс? — поинтересовался Давид, в очередной раз блеснув несвоевременной любознательностью. Судя по всему, его молодая моторика уже позволила выжать библейскую интернет-правду из айфона про «…аз воздам», и теперь его не менее молодые мозги жаждали новой пищи.

Позже, когда история была позади и уже обрастала легендами, Бэлла не раз сетовала: «Боже мой, мальчики… какую немую сцену вы испортили!»… Но сейчас было не до постмодернистских шуточек. Сейчас все пребывали в смятенном недоумении.